Берегись ястреба. На острие меча

Тирта попыталась освободить руки. Алон… он должен уйти, оставить её! В девушке вздымалась такая волна темноты, о которой она и не подозревала. Не то холодное зло, которое ударило по ней во время видения. Скорее это было частью её самой, порождением её собственных страхов и сомнений, всех разочарований, испытаний и трудностей, что она пережила в прошлом. Эта волна поднималась, поглощала её, кислым вкусом заполнила рот, исказила и отравила мысли. Ей теперь хотелось только освободиться… уйти от той своей части… найти мир, может быть, навсегда, прекратить бороться.

Сквозь охватывающий её туман она почувствовала боль — не новую и пугающую боль внутренней сущности, а просто физическую боль. Тирта пыталась высвободиться, быть самой собой.

— Держи её… меч… достань его… — тонкий голос… издалека… бессмысленный…

Тирта должна была освободиться… найти мир! Думать она не могла, страх и отчаяние разрывали её, уничтожали.

— Держи её! На неё напали! — снова этот голос. Слова не имели никакого смысла. Ничего в ней больше не осталось. Тьма… отпустите её во Тьму… Там мир, отдых, убежище.

Она ничего не видела, кроме угрожающей тени, которая поднималась из самых глубин её души. Она даже не подозревала о существовании этой тени, которую питали все трудности её жизни, все лишения, на которые ей пришлось пойти. Она теперь была один на один с тем худшим, что жило в ней. Стоять перед этим было так тяжело, что только смерть… Смерть, если бы её можно было позвать! Тирта почувствовала боль в горле, словно громко кричала, призывала конец. Она превратилась в такое же чудовище, как твари, выползающие их Эскора в эти холмы. Она чудовище, она зло, она отравляет мир, она…

Под покровом тени девушка корчилась в муке, хуже любой физической боли, потому что боль тела может закончиться со смертью. А для этой боли смерти нет, нет мира, нет…

— Тирта! Тирта! — голос очень–очень далёкий… такой слабый, что она едва его слышит. И не хочет слышать. В том мире зла, в котором она теперь находится, нет никого. Она сама создала этот ужас. Он вырос в ней, и она не хочет, чтобы он поглотил кого–нибудь ещё.

Тем не менее, хоть она и не в состоянии отогнать эту тень, какое–то тепло всё же смутно пробивалось сквозь пелену ужаса.

— Тирта! — голос стал сильнее, глубже, громче, требовательней. Она попыталась повернуться, вырваться, убежать от этого голоса.

Но её крепко держали. Чьё–то тело придавило её, лишило возможности двигаться. На мгновение осознание этого проникло в ту тварь, которая родилась в её внутреннем духе.

Тирта приглушённо захрипела, умоляя освободить её, чтобы никто не пострадал из–за неё, чтобы она никого не осквернила.

— Нет! — пришло решительное и энергичное отрицание, оно прорвалось сквозь окутывающий её туман. — Нет, это не ты, ты не такая…

Тирте почудилось, что она скулит. Силы быстро покидали её. Тьма побеждала, стремительно поглощая то, что от неё ещё осталось, пожирая всё, во что она верила. Оказывается, вера её была построена на гнили, живущей внутри.

— Тирта! — снова этот призыв.

И вдруг, как солнце в безоблачном небе в прекрасный весенний день, когда можно поверить в обновление жизни, когда сердце начинает радостно биться от полноты чувств и радости, туман вокруг неё прорезала искра света. Всё больше и ярче становилась эта точка. Тирта ощутила, как другая сила разгоняет мрак её поражения.

Медленно, настойчиво свет пробивался к ней. Тирта испытала сильный удар, направленный прямо ей в сердце, во внутреннюю суть. Смерть? Если так, добро пожаловать.

Снова в сознании её всплыло всё сделанное, всё то, из чего состоит она в этот час. Но свет следовал за ней, сражался с этим болезненным презрением к себе, с этим глубочайшим унижением духа. Шевельнулась какая–то часть её души, ещё не побеждённая, не втоптанная в грязь. Медленно, слишком медленно, эта часть отвечала на свет, питалась им. Мысли её больше не крутились только вокруг чего–то дурного, что она делала в прошлом, вспоминалось и добро.

Снова, как когда–то, Тирта попыталась позвать на помощь, но на этот раз на помощь против самой себя. Она молила, чтобы ей помогли противостоять тому, что она считает своей виной. Тепло и свет добавили ей уверенности и силы.

Тьма больше не давила на неё так сильно. Тирта облегчённо вздохнула. Да, она сделала то и это, она была жесткой и холодной, была замкнутой в себе самой, но теперь она не одинока. Чьё–то присутствие помогает ей, поднимает её…

Тирта смутно увидела лицо рядом с собой, ещё одно — за первым. Её крепко держали чьи–то руки, другие руки прочно сжимали её ладони. Держали так крепко, что тело ломило. Было темно. Но не той ужасной внутренней темнотой, которая захватила её без всякого предупреждения. Просто естественная ночная темнота. Её держал и поддерживал фальконер, как и тогда, когда она пришла в себя после транса, а рядом склонился Алон, взяв её за руки.

— Я… — она попыталась говорить, рассказать им. Фальконер мозолистой от трудов рукой прикрыл ей рот.