Берегись ястреба

И вот сокол сдавленно крикнул. Тирта чувствовала, что силы птицы иссякают. Тело, которое она держала, продолжало дергаться. Она ощущала в нем не только жизнь, подошедшую к грани существования, но и ужасный страх, который черным подавляющим облаком окутывает даже ее собственное сознание, пытается заглушить его.

Но вот…

Она увидела у себя на руках ребенка. Лицо у него искажено, оно превратилось в отвратительную маску страха. Маска так ужасна, что, вероятно, разума за ней уже нет. Тирта призвала все свое искусство лечения, старалась передать уверенность, которая есть главная часть этого искусства. Она заставила себя увидеть широкий луг под чистым небом, на котором нет ни облачка. И по этому лугу, неведомому страху, бегает в радостном оживлении ребенок, которого она сейчас держит. Такую картину увидела она в своем сознании.

Тирта пыталась удержать это видение, позволила ему заполнить свой мозг и устремиться к ребенку.

— Нечего бояться. — Это в нарастающем ритме произносил в ней неслышный голос. — Безопасность… безопасность.., страха нет.., безопасность…

Она больше не сознавала присутствия человека и птицы, ощущала только маленькое жалкое существо, которое пыталась успокоить.

— Безопасность.., не нужно бояться.., безопасность…

Открытый луг, прекрасные цветы, которые она представила себе, — они способны привлечь своей красотой даже самое неустойчивое внимание; безоблачное небо…

— Свобода.., бояться нечего…

Тело ребенка, до этого напряженное, застывшее, жесткое в ее объятиях, расслабилось. Может быть, это окончательное расслабление, перед тем как измученная сущность жизни покинет тело? Она не могла сказать.

— Безопасность.., безопасность… — Тирта пыталась усилить поток уверенности, как действовала бы с раненым животным. Ей часто в прошлом приходилось успокаивать испуганных животных.

Глаза, которые до сих пор были плотно зажмурены, медленно открылись. Темно-серые глаза, которые Тирта узнала. Кровь ее народа. Ребенок — один из Древних.

Рот, который совсем недавно испускал ужасные крики, слегка приоткрылся. И из него послышался легкий вздох. Губы потрескались, в углах рта засохла кровь.

Тирта теперь попыталась прямо обратиться к сознанию ребенка. Оно свободно и сохранило разум!

Она почти не надеялась на это!

С радостным возгласом она обняла своего подопечного, произносила без слов звуки радости и благодарности. И тут в сознании ее отчетливо возникло слово, так отчетливо, словно ребенок произнес его вслух:

— Джерик! — слово это окружено страхом, как огонь охватывает дрова, подброшенные в костер.

— Здесь нет Джерика. — Она призвала на помощь речь. Ответить мыслью на мысль — это свыше ее способностей. — Я Тирта, а это… — Впервые она чуть растерянно взглянула на сокольничего. Она не спрашивала, как его зовут, зная, что сокольничьи стараются сохранить свои имена в тайне от чужих.

— Я Нирель, маленький брат, — сказал тот, обратившись непосредственно к ребенку. По его лицу струйками тек пот, собираясь крупными каплями на подбородке. Во время сражения он снял шлем, и ребенок, повернув голову, смог ясно увидеть его.

Маленький брат? Да, она держит в руках мальчика, и это ее удивило. Такая невероятной силы иллюзия может принадлежать только женщине. Поэтому Тирта была уверена, что унесла с бойни девочку. Но это мальчик, маленький, однако, вероятно, старше, чем можно предположить по росту. И тело у него, едва прикрытое короткой рубашкой, коричневое и худое. Темные волосы вьются, как у всех Древних, локон упал на лоб, почти касаясь ровных бровей. Но в глазах нет ничего от маленького ребенка.

— Я Алон. — Говорил он отчетливо. — Я… — На лицо его снова набежала тень, он ухватился руками за куртку Тирты, крепко сжал ее, так что ногти его впились в мягкую кожу.

— Где?.. — Он отвернул от нее голову и спрятал лицо, поэтому голос его звучал приглушенно.

Тирта решила сделать вид, что не поняла вопрос.

— Мы в холмах, — спокойно ответила она.

Плечи его сгорбились, тело конвульсивно дернулось, мальчик всхлипнул. Долго лежал с закрытым лицом, потом повернул голову и прямо взглянул на них обоих.

— Все мертвы. — Это был не вопрос, а утверждение, и Тирта обнаружила, что может ответить только правду.

— Мы так считаем.

— Они сказали, что пришли от лорда Хоннора.

Показали запечатанный цилиндр, адресованный Ламеру, и потому перед ними открыли ворота. Тогда он рассмеялся и…

Снова тело его дернулось, и Тирта в ответ крепче его сжала. Но на этот раз заговорил наклонившийся вперед сокольничий:

— Маленький брат, наступит время для возмездия крови. А до того смотри в предстоящие дни, а не в прошедшие. — Такие слова он мог бы обратить к человеку своего возраста и из своего народа. Тирта ощутила негодование. Неужели он считает, что так можно утешать ребенка? Разве такой совет принесет утешение?

Но он как будто оказался прав, потому что Алон пристально посмотрел ему в глаза. Его маленькое лицо приобрело серьезное напряженное выражение, и между ними словно произошел обмен мыслями, как между человеком и птицей. А Тирта при этом ничего не ощутила.