Берега смерти [Сборник]

И опять они летели по узкому полутемному тоннелю в гигантскую пещеру.

Пахнуло невыносимым жаром. По стенам уже не стекала вода. Механизм ускорителя превратился в груду оплавленного, почерневшего металла.

— Не выдержал перегрузки! — крикнул Шарвис и принялся хохотать.

— Ты знал об этом? — возмущенно спросил Алмер. — Да?

Шарвис оглянулся:

— Нам лучше немедленно вернуться. Тоннель уже ненадежен. Если мы сейчас же не полетим, нас раздавит или затопит.

Алмер встал:

— Ты сделал это нарочно. Ты знал, что твоя машина не способна заставить Землю вращаться.

Шарвис засмеялся и уверенно, на большой скорости провел скутер в тоннель, по стенам которого уже текла сплошными потоками вода.

Алмер заколотил по массивному корпусу Шарвиса, но ученый продолжал смеяться. Марка и Фастина ухватились Друг за друга, когда Шарвис еще увеличил скорость. Откуда-то снизу доносились странный треск и скрежет.

В конце концов, они вернулись в лабораторию, и Шарвис заторопился к двери, преследуемый Алмером, который твердил, как заведенный:

— Да? Да? Да?

Игнорируя Алмера, Шарвис вошел в соседнее помещение и принялся колдовать над приборной доской, не отрывая глаз от индикатора. Здание вновь задрожало.

Чуть погодя он вернулся и сказал:

— Я запечатал тоннель. Теперь нам ничего не грозит, — он облегченно вздохнул и повернулся к Марка и Фастине.

Алмер, казалось, выдохся. Он привалился к стене, что-то бормоча себе под нос.

— Ты знал, что механизм не справится с такой нагрузкой? — спросила Фастина невинно.

— Я уверен, что исполнил желание Алмера и сделал то, что он действительно хотел, — ответил Шарвис упрямо. — Он хотел повернуть мир. Я повернул. Его империя… Разве она по своей сути не принадлежит ночи?

— Люди, — сказала Фастина. — Как же обычные люди…

— Тот, кто хочет от него сбежать, сейчас так и сделает. Боюсь, таких немного. Тьма безопасна. Они могут затаиться и ютиться в ней, пока не придет смерть. Разве не этого они все хотят?

Марка посмотрел на него без всяких эмоций.

— Да, конечно, тьма отражает темноту их умов, — сказал он. — Но заслуживают ли они этого?

— Кто знает? — пожал плечами Шарвис.

Алмер подошел к нему.

— Хочу домой, — голос его звучал ровно. Он явно оправился он потрясения и принял то, что произошло.

— Ты волен поступать, как хочешь. Никто тебя здесь не держит, — заметил Шарвис с издевкой. Казалось, он расплачивался с Алмером за его жалкое покушение. — Тебе помочь найти дорогу?

Алмер двинулся прочь.

— Спасибо, сам справлюсь, — бросил он через плечо.

— А как вы, Кловис Марка? — спросил Шарвис. — Что будете делать дальше?

— Мы вернемся в башню моего отца.

— И станете воспитывать своих детей? — спросил Шарвис. — Надеюсь, со временем ты поймешь, что приобрел больше, чем потерял.

— Может быть, — Марка взглянул на Фастину. — Но будешь ли ты думать так же, Фастина?

Она покачала головой:

— Не знаю, Кловис.

Марка с тоской взглянул на Шарвиса:

— Я только сейчас понял, ты сыграл еще одну шутку с нами.

— Нет, — ответил Шарвис, читая его мысли. — Излучение существует, это верно, но продолжительность жизни твоих детей будет короче, потому что твои гены изменены, и ты не сможешь обеспечить им долгожительство. У них будет время адаптироваться и продолжить воспроизводство. Я принял особые меры предосторожности, чтобы тебя излучение не затронуло. Без сомнения, ты поможешь появиться на свет отпрыскам своих детей. Насколько я знаю, это давно уже стало традицией в твоей семье.

Фастина взяла Марка под руку.

— Пойдем, Кловис, — мягко сказала она. — Вернемся домой.

— Если это хоть что-то значит, — сказал Шарвис им вслед, — то кое-что изменилось, и это может дать тебе стимул. Это сентиментально, я понимаю…

— О чем это ты? — спросила Фастина, оглядываясь.

— Ваши окна смотрели на закат, теперь вас будет встречать рассвет. Я желаю вам и вашему потомству всего хорошего. Может быть, я даже когда-нибудь наведаюсь к вам в гости, или вы пришлете ваших детей ко мне.

Даже теперь, навсегда уходя прочь, Марка все еще не был уверен, понимает ли он, что же двигало Шарвисом: коварство или жалость, или все же нейтральность, которой он так упорно придерживался? И основывалась ли она, эта нейтральность, на каком-то более глубоком понимании жизни, которое было доступно только загадочному бессмертному?

ЭПИЛОГ

Зыбкий предрассветный сумрак теперь окутывал башню. Бурая пыль продолжала устилать все ржавым слоем, и коричневый лишайник, как раньше, покрывал основание башни.

Тень ее теперь падала в другую сторону, но по-прежнему не двигалась с места… Однажды Фастина сказала Кловису Марка, что беременна.

— Это хорошо, — ответил он, сидя неподвижно подле окна, в которое лился тусклый свет нескончаемого рассвета.

Фастина обняла его, поцеловала в холодные губы и прижалась к бесчувственному телу. Теперь к ее любви примешивалась жалость.