Берег Живых. Выбор богов. Книга первая

«– Если и такое тебе по силам… разве смею я отказаться?

– Может быть, когда ты будешь играть на ней, ты вспомнишь, как нашла мою душу среди безликих теней и проложила для неё путь к Берегу Живых…

– Я… буду помнить, да…

– Я люблю твой голос. Он снится мне иногда…»

Сейчас, бросая взгляды на царевича, полностью сосредоточенного на бое с Сехиром, пытавшегося отражать одну искусную атаку за другой, Тэра думала о том, что пусть бы он вовсе не дарил драгоценных подарков, которые обещал ей и их храму в награду за спасение. Пусть бы только остался с ней… Ей стало стыдно за недостойную мысль, за потаённую надежду, что Владыка не пришлёт сюда своих гонцов слишком скоро, когда получит послание Хэфера.

Меж тем становилось жарче, и тренировка закончилась. Мужчины обменялись воинскими рукопожатиями и разошлись, чтобы собрать оружие и умыться. Хэфер тепло улыбнулся Тэре. В последнее время он улыбался нечасто, погружённый в напряжённое ожидание. Девушке приятно было видеть, что хотя бы она по-прежнему вызывает в нём проблески радости.

Отложив лиру, Тэра поднялась, чтобы поднести обоим воинам воды.

– Каждый раз гадаю, кто оказывает мне честь бо́льшую – наследник, с которым я тренируюсь, или избранница Стража Порога, дающая напиться из её рук, – со смехом сказал Сехир. – О таких чудесах я и в щенячестве-то не мечтал.

Это было одной из его обычных шуток. Прожив больше декады в доме Бернибы, Тэра к ним привыкла, хотя к почестям, которые Ануират оказывали ей вполне всерьёз, привыкнуть так и не сумела.

Все вместе они вернулись в прохладу дома. Там Сехир, сославшись на какие-то дела, оставил их.

Хэфер, как всегда, старался не показывать усталости, но от Тэры ничто не укрылось. С удовольствием она помогла ему совершить омовение, а после увлекла за собой наверх, в комнату, где кто-то из предусмотрительных служанок Бернибы уже оставил еды.

– Давай ты поешь, и я покажу тебе одну песню, – предложила Тэра, садясь на ложе и увлекая царевича за собой. Отложив лиру, она подвинула к нему ароматный хлеб. – Скажешь, похоже ли получается на то, как поют в храмах Золотой. Я подсмотрела здесь в храмовых свитках, к которым меня допустила Верховная Жрица.

– Похоже и даже лучше, – заверил её Хэфер, преломляя хлеб и передавая первый кусок ей.

– Но ты же ещё даже не слышал! – шутливо возмутилась жрица. – Откуда тебе знать?

– Зато я точно знаю, что твоё присутствие всякое жилище превращает в храм Золотой.

Девушка улыбнулась и обняла его, а потом настойчиво вернула его внимание к пище.

Утолив первый голод, царевич передал ей лиру и накрыл ладонью её руку.

– Спой… Я люблю твой голос…

Его слова удивительным образом прозвучали почти как тогда, рождая целый сонм воспоминаний. Вот только теперь, когда Тэра играла для него, Хэфер любовался ею, а после выразил своё восхищение так, как умел только он… И под его ладонями её тело пело так, как ещё недавно пели струны лиры…

Глава 2

– Видят Боги, мне искренне жаль, что нам приходится даже обсуждать такое, – Хатепер тяжело вздохнул.

– Когда отвечаешь за множество жизней, часто приходится совершать и то, к чему не лежит сердце, – прошелестел Минкерру. – И ты, и я понимаем это. А тем более – наш Владыка, да будет он вечно жив, здоров и благополучен.

Хатепер посмотрел на Первого из бальзамировщиков, занимавшего этот пост ещё при его родителях. Время иссушило Минкерру настолько, что он и сам походил на мумию. Рога на гладко выбритой голове потрескались, а кожу цвета тёмной бронзы испещряли глубокие морщины. Когти на его тонких узловатых пальцах почернели, став похожими на когти священных псов Ануи. Тяжёлая пектораль с изображением Ануи, украшенная самоцветами и драгоценной эмалью, крепившаяся на прорезном ожерелье со сценами из легенд, казалась непосильной ношей. Но дряхлому телу было не скрыть могучий дух, познавший тайны неведомого, прозревавший сквозь покровы привычного. Смерть и вечность были его друзьями и соратниками. Дыхание древних гробниц было его дыханием. Руки его пропустили сквозь себя память сотен жизней, и каждая жизнь оставила свой след. Даже самому Хатеперу было немного не по себе рядом со старцем, и ещё более не по себе – вести этот тяжёлый во всех отношениях разговор.

Говорили они, разумеется, без свидетелей. Даже своих доверенных Верховный Жрец попросил уйти, как и сам Хатепер – своих телохранителей. «Пусть Минкерру сам сообщит своим то, что сочтёт нужным. И без того культу Ануи сейчас приходится нелегко», – справедливо рассудил дипломат.

– Владыка передаёт тебе право отдать этот приказ, мудрейший, – сказал он. – Насколько возможно, мы оставляем дела жрецов – жрецам.

– И я благодарен вам, – тень улыбки тронула узкие бескровные губы. – Многое, очень многое пережил северный храм… Не думал я, что мне доведётся засвидетельствовать его окончательное разрушение.