Берег загадок

— Ну, что — пойдем к Доврану? Приведем его, утащим олененочка из палатки завхоза, а потом видно будет.

— Я думаю, если мы пойдем за Довраном, то зря потеряем время. Надо самим утащить олененка, а потом уже бежать к Доврану.

— Ну тогда давай действовать?

— Пошли, — согласился Генка и строго посмотрел на двух других ребят, которые слышали весь разговор. — Надеюсь, тут нет предателей? Если кто-нибудь потом скажет «синим» или завхозу, пусть не обижается.

— Да что ты, Генка! — обиженно возразил один из мальчиков. — За кого ты нас принимаешь? Если хочешь, мы тоже с вами пойдем. Ты думаешь, нам не жалко олененка!

— Тогда так,— распорядился Генка. — Мы с Бяшимом берем на себя палатку завхоза и похищение малыша, а вы сторожите палатку «синих». Если кто-то из них проснется, сразу же свистните. Пошли!

Ребята тихонько покинули свой полог и направились к столовой, где стояла большая палатка завхоза Абдуллы. Возле третьей палатки трое отстали и залегли рядом, а Генка и Бяшим, крадучись, приблизились к жилью завхоза. Генка полол плечами, увидев в палатке Абдуллы свет:

— Надо же, все еще не спит, — прошептал он Бяшиму. — Выгнал всех, спать, мол, хочу, а сам свечку жжет.

— Ну что, будем ждать, пока захрапит? — спросил Бяшим.

— Конечно. Только надо посмотреть в дырочку, чем он там занимается. И вообще, надо уточнить, в каком месте олененок, чтобы не искать его в темноте.

Генка подполз к палатке, выпрямился. Успел увидеть в дырочку: Абдулла сидит на кровати, чистит ружье. Дальше Генка ничего не успел рассмотреть, ибо вдруг, откуда ни возьмись, появился пес Глупыш и разразился отчаянным лаем. Генка едва успел отскочить от палатки. Абдулла вышел с ружьем, посмотрел в темноту, никого не увидел и прицыкнул на собаку.

— Ну, паразит, — сердито прошептал Генка, лежа в арыке. — Он всю жизнь нам мешает. Я совсем забыл про этого негодяя. Бяшим, вернись и принеси несколько кусочков сахара, надо приласкать Глупыша...

И тут, чего уже совсем не ожидали ребята, далеко за рекой разнесся долгий тоскующий рев оленихи. Ни Генка, ни Бяшим гадать не стали, кто это ревет: сразу стало ясно — это плачет мать по своему малышу. И олененок в палатке, услышав ее зов, вдруг жалобно заблеял — совсем, как маленький барашек.

Рев оленихи, похожий на плач, ребята услышали, когда утихли все звуки на реке. Но она, лишенная своего малыша, ревела давно и беспрестанно, - с самого того часа, как унесли у нее несмышленыша. Сначала плач ее передразнивали и заглушали шакалы, потом крикливые ночные птицы авдотки. И вот теперь, когда за рекой все умолкло, плач ее прозвучал тоскливо в полном одиночестве. Промычав, она с минуту молчала, ожидая ответного зова, но не дождалась и стала звать малыша вновь и вновь.

Генка и Бяшим, повинуясь какой-то смутной, властной силе словно она подсказала «чего уж теперь прятаться — вставайте и делайте правое дело открыто, без всякого угрызения совести!»— встали из арыка и стали прислушиваться к оленьему реву. Странно — чем жалобнее и требовательнее звала мать своего детеныша, тем смелее становились ребята. И олененок отзывался на каждый очередной зов матери, чем тоже нимало способствовал Генке и Бяшиму. Вот они подошли к самой палатке, и Бяшим нетерпеливо позвал:

— Абдулла Рамазанович, чего вы притворяетесь, что спите?! Разве ничего не слышите!

Завхоз выругался вполголоса, но из палатки не вышел. Слышно было как завозился он, вероятно хотел успокоить олененка, чтобы тот не кричал. А Глупыш выскочил наружу и залаял было, но Генка подозвал его, погладил и пес замолчал.

— Нашкодил, идиот, а теперь еще и лаешь,— сказал с упреком псу Генка.

Глупыш поворчал по-свому, по-собачьи: я, мол, тут ни при чем, это все Абдулла Рамазанович, мой хозяин, и принялся жалобно скулить, совершенно понимая, что олененка надо вернуть матери.

Голоса Генки и бяшима хорошо были слышны в соседних палатках. И вот вышли наружу, проснувшиеся «синие»: Чарышка, Борька и еще человек пять. Судя по тому как повели они себя, стало ясно, что «синие» и не спали вовсе — все время прислушивались к реву оленихи за рекой.

— Ну и орет! — с претензией сказал Чарышка. — Я уже и под подушку и под матрас совал голову — ничего не помогает. Если б знал, что она такая настырная, то ни за что бы не стал ловить Бэмби.

— Ай, ты всегда в самые ненужные дела первым лезешь, — с досадой выговорил Борька. — Представляю — что бы ты сейчас делал, если бы твоя мать вот так звала тебя-..

— Надо вернуть малыша оленихе, — твердо сказал Генка.

— Да я не против, — согласился Чары. — Только вот, дядя Абдулла...

— Не его же олененок!— строго сказал Бяшим.

— Все равно, он не отдаст его теперь, — возразил Борька.

— Отдаст, еще как отдаст! — послышался голос Аннагозели. Оказывается, и девочки все проснулись и сбежались сюда. — Он не имел права трогать детеныша ка-бар-ги! — продолжала наступать Аннагозель. — Ка-бар-га давно занесена в Красную книгу.

У палатки завхоза собрался весь пионерлагерь. Педагоги и пионервожатые тоже встали. И Новрузов подошел, не на шутку обеспокоенный происходящим.