Берег варваров

— Он просто замечательный парень. Мы вообще с ним закадычные друзья. Не стану спорить, он человек куда более образованный и начитанный, но, не побоюсь обратить на это внимание, очень уж правильный. Кстати, у нас в доме есть и другие правильные люди.

— А вы какой? — поинтересовалась Ленни.

— Я-то… Я просто свиреп и необуздан. Вы, конечно, можете мне не поверить, но в глубине души я не более цивилизован, чем первобытный человек. Вино, женщины, всякое такое… Тем не менее все в рамках разумного.

Меня несколько покоробило, что он говорил с Ленни так, словно меня рядом и не было.

— Я очень рада, что переехала в ваш дом, — проговорила Ленни неожиданно эмоционально и, похоже, абсолютно искренне.

Холлингсворт при этом рассеянно кивнул, и мне показалось, что на самом деле он практически ее не слушает.

— Да, — продолжал он гнуть свое, — вообще-то я человек непростой и неоднозначный. Вот вы, мистер Ловетт, что на это скажете?

— Лично я полностью согласен с Эллис. Я хочу домой.

— Давно пора, — проныла Эллис.

Холлингсворт улыбнулся:

— Пожалуй, сейчас действительно не время начинать серьезный разговор. Тем не менее я надеюсь. что в самое ближайшее время мы с вами, мисс Мэдисон, еще побеседуем. — Он официально пожал нам обоим руки, а затем вновь посмотрел на Ленни и добавил своим елейным голоском: — Позволю себе заметить, что вы одеты очень интересно и неожиданно. Я так полагаю, что это новый продвинутый стиль.

Ленни посмотрела на него снизу вверх и усиленно, «с выражением» закачала головой:

— Я знала, знала, что вам понравится. По крайней мере, я на это надеялась. Если честно, то кругом так много идиотов, которые вообще ничего не видят и ничего вокруг себя не замечают.

Мы все опять замолчали, Ленни при этом била мелкая дрожь.

Затем мы попрощались. За спиной я услышал, как Холлингсворт сказал официантке:

— Ну что, сестренка, пойдем.

Мы с Ленни некоторое время шли молча. Она все так же сжимала мою руку — сильнее и сильнее. Вдруг в какой-то момент она, явно усилием воли, заставила себя разжать пальцы и даже как будто бы оттолкнула меня от себя.

— Он очень красивый, — сказала она безо всяких предисловий.

— Да, безусловно.

— Нет, вы, Майки, ничего не понимаете. Да и он сам этого не ощущает, не понимает, что делает его таким привлекательным. Я, например, просто без ума от его вкрадчивого, тихого голоса.

— Терпеть его не могу.

Было видно, что Ленни напряглась.

— Ну конечно, с вас станется. Вы вообще ничего не понимаете.

Я с удивлением обнаружил, что Ленни не на шутку рассердилась на меня.

— Он не такой, как все. Таких как он вообще единицы. И на этих людей окружающие готовы всех собак спустить.

После этого она надолго замолчала и до самого дома не взглянула на меня ни разу. Со стороны могло бы показаться, что она блуждает мыслями где-то далеко и не слишком хорошо отдает себе отчет в том, что происходит вокруг нее, но по напряженности ее тела я понимал, что на самом деле ее мысли в данный момент работают даже активнее и четче, чем обычно. Мы дошли до дома, поднялись по лестнице и подошли к дверям ее комнаты. Я как бы случайно задержался на лестничной площадке, и, к моему удивлению, намек был понят: Ленни пригласила меня к себе. Она опять вся дрожала.

— Прежде чем я лягу спать, нужно, чтобы кто-то подал мне стакан воды, — сказала она, не слишком убедительно разыгрывая роль капризной девочки.

Я почти не удивился, когда обнаружил, что Ленни уже успела передвинуть диван — опять лицом к стене. Стоило это ей наверняка огромных усилий, потому что даже вдвоем мы двигали этот громоздкий предмет с большим трудом. Теперь она забралась на диван и уперлась поднятыми ногами в стену комнаты. Я, преодолевая неловкость, сел рядом с нею и уставился в грязную серую стену с потрескавшейся штукатуркой.

— Смотрите, как здорово, — сказала Ленни, показывая мне кивком головы на стену. Ощущение было такое, что она боится молчать и готова молоть любую чушь. — Будь у меня сейчас хотя бы десять центов, я бы сходила на ближайший угол, купила попкорна и стала есть его прямо здесь, на диване. Чем здесь хорошо, так это тем, что можно мусорить попкорном совершенно безнаказанно. Эта стена, она такая замечательная. Я могу превратить ее во что угодно. Вот, например, сегодня днем, когда вы ушли, я смотрела на нее, смотрела и вдруг поняла, что передо мной «Герника». Я даже услышала стоны раздираемых бомбами лошадей.

Ленни тяжело вздохнула. Стараясь скрыть испытываемую мной неловкость, я как можно более нейтральным голосом поинтересовался:

— Что вы будете есть завтра?

— Сейчас я даже думать об этом не хочу.

— У вас хоть какие-то деньги остались?

— У меня-то? Да полно — миллионы.

Подогнув одну ноту, Ленни сняла с нее мокасин — тот самый, с дыркой на подошве — и, просунув в дыру палец, повертела изношенным, разваливающимся мокасином в воздухе.

— Давайте я дам вам в долг, — продолжал настаивать я.

Ленни запустила мокасином в стену и заявила:

— Делайте что хотите.

Я в этот момент уже был занят подсчетами той суммы, которую я смог бы сравнительно безболезненно выделить на такую глупость.