Берег варваров

Маклеод закурил и тяжело вздохнул. Я был готов поклясться, что лицо его посветлело, и ему, похоже, действительно стало лучше.

— Пожалуй, я действительно пойду прогуляюсь, — с облегчением сказал он.

— Давай-давай, проваливай.

За Маклеодом захлопнулась дверь, и Гиневра вновь рухнула в кресло, по ходу дела прикрикнув и на меня:

— Шел бы ты тоже отсюда!

— Хорошо, ухожу.

— Тебе просто нравится мучить меня. Тебе и ему тоже. Общаясь с вами, я чувствую себя полным ничтожеством. Да я… Я… — Образное мышление явно подвело ее на этот раз. — Как будто я — двухцентовая монета.

— Вам интересно, что с ним происходит? — спросил я ее.

Вопрос оказался для Гиневры явно не самым приятным. Она словно хотела прокричать, что ничего с ним не происходит и происходить не может. Вслух же она сказала:

— Ему, между прочим, абсолютно неинтересно, что творится со мной. Вот он, например, только что сказал, что любит меня. А как он себя при этом ведет? Разве так поступают влюбленные мужчины? Он сказал, что я ему нравлюсь? Сказал, что я красивая? Ты же был здесь и все слышал. Он хоть один комплимент мне сделал? — Гиневра почти плакала. — Вот так он меня всегда любил. Его любовь заключается в том, что он сплошь и рядом указывает мне на мои ошибки и недостатки. Даже не знаю, с чего это вдруг я когда-то решила, что он вежливый и обходительный мужчина. — Обхватив голову руками, она запричитала: — Господи, да что же это происходит? Во что меня втянули? Что с нами теперь будет? Господи, как же я устала!

Монина барабанила по полу обеими руками. В припадке неконтролируемого отчаяния она начала даже не плакать, а выть.

— А ну заткнись! — закричала на нее Гиневра.

— Монина не любит тебя, Монина тебя ненавидит, ненавидит, — сквозь слезы бормотала девочка.

Гиневра продолжала кричать, но при этом в ее голосе послышались какие-то просительные интонации.

— Ну хорошо, хорошо, пусть он будет хорошим, — повторяла она, — хороший он, хороший!

— Монина его тоже ненавидит. — После этой фразы девочка снова заплакала.

— Ах ты так! — завопила Гиневра. — А ну-ка заткнись, кому сказала! Я ведь сейчас ремень возьму!

Мне казалось, что она была готова рухнуть на пол рядом с ребенком и точно так же забиться в истерике.

— О господи, да заткнешься ты, Монина, или нет?

Монина притихла, но при этом продолжала бить по полу обоими кулачками.

Глава двадцать седьмая

Вот такую картину застала в гостиной Гиневры неожиданно вошедшая в комнату Ленни: я стоял в углу, и меня почти полностью скрывала от беглого взгляда тень от большого кресла. На полу в центре комнаты, все так же освещенная безразличным солнечным светом, пробивавшимся через полуподвальные окна, хныкала Монина. Ее плач к этому времени больше напоминал какое-то бесконечное унылое заклинание. Над дочерью нависла Гиневра, не знающая, как успокоить вконец изрыдавшегося ребенка.

Неудивительно, что Ленни сразу меня не заметила. Другое дело, что не заметить плачущую Монину было нельзя, но это не отвлекло Ленни. Она спокойно прошла через комнату, обняла Гиневру и поцеловала ее в губы. На мгновение Гиневра вздрогнула и даже чуть отшатнулась — словно очнувшись неожиданно после долгого кошмарного сна и увидев рядом с собой незнакомца. Но в следующее мгновение она пришла в себя, узнала силуэт, нарисовавшийся словно из ниоткуда, — и заключила Ленни в объятия. Они встретились, как влюбленные, назначившие себе свидание где-то в темном уединенном месте. Нетерпение и предвкушение встречи зажигало их. Сердца бились учащенно, а страх быть увиденными мгновенно улетучивался при первом же прикосновении друг к другу.

— Я думала, он уже никогда не уйдет, — прошептала Ленни, — это было ужасно. А потом мы столкнулись на улице. Знаешь, он так улыбнулся, что я поняла: он все знает.

Чтобы привлечь внимание к собственной персоне, я решил прокашляться. Почему-то эта элементарная задача оказалась мне не по силам: вместо вежливого, но настойчивого кашля из моего горла вырвалось какое-то неестественное сипение. Обе женщины посмотрели на меня, не разжимая объятий. Ленни напряглась, и ее взгляд наконец сфокусировался на мне.

— Черт! — вырвалось у нее. — Ну какого черта тебе здесь нужно?

Гиневра подтянула халат так, чтобы он прикрыл бретельки бюстгальтера, и, выполнив задачу-минимум, уставилась на меня с глупейшим выражением на лице. При этом она начала хихикать.

— Ой, я и забыла, что ты должна была зайти, — зачем-то объяснила она Ленни, явно стесняясь и не понимая, как с достоинством выйти из этой постыдной, с ее точки зрения, ситуации. — О господи, — вздохнула она, и вдруг я понял, что ей с трудом удается скрыть удовольствие от происходящего. С учетом того, что случилось в гостиной за последние пару часов, появление Ленни стало для нее как нельзя более своевременным отвлекающим моментом. Через несколько секунд Гиневра, немного придя в себя, и вовсе вздохнула с облегчением.

Ленни опустилась в кресло, прикрыв ладонями лицо.

— Приношу свои извинения, — сказал я.