Берег Стикса

А парень с розой рассеянно осмотрелся вокруг и увидел лицо Романа. Взгляды скрестились шпагами – взбесило его напряжённое, очарованное внимание к его особе. На всей его фигуре тут же появилась надпись огненными буквами: «Чего тебе надо, ничтожество?!» Оскорбился. Отошёл от дверей, сел, отвернулся. Пусть всякие небритые, хмурые, усталые гопники и явные извращенцы знают своё место. Всё.

Не всё.

Роман всё-таки не мог не смотреть и смотрел искоса, незаметно, сам себе поражаясь. Приходя в полный ступор от собственных мыслей. В вагоне разговаривать невозможно, но когда мы выйдем, я попробую с тобой заговорить. Меня не обманешь. Мне не померещилось.

На «Московской» рядом с ним плюхнулась толстая матрона, укутанная, с красным лицом, с кошёлками – он вскочил, как ошпаренный. Тётка осквернила его прикосновением. Да ещё и осклабилась, и попыталась что-то пролепетать – его вид её тоже зацепил. Ага, тётка – это ещё хуже, чем я? Я, во всяком случае, пока не лезу к тебе с разговорами и чуть ли не с объятиями.

Вы опять подпираете вагонные двери спиной, мой бедный друг. Теперь подальше от меня и подальше от мадам. Однако, мадам-то совсем плоха: ишь, какая улыбочка бродит, и глазки масленые, и кошёлку поставила на пол, и повернулась к нему всем неслабым корпусом. Женщина в экстазе – плохо тебе, красавчик? Понимаю.

Они оба еле дождались конечной. Незнакомец с розой выскользнул из вагона стремительной тенью, слетел по лестнице в переход, Роман с трудом за ним поспевал. Из тоннельных закоулков тянуло космическим холодом, но даже поправить шарф было некогда. Дремоты как не бывало. Роман забыл об усталости, о голоде, забыл, как четверть часа назад хотел домой, в тепло – обо всём на свете забыл, кроме этого парня с его розой. Никогда раньше Роман не вёл себя до такой степени глупо, никогда не навязывался людям, даже женщинам – но логика дуэтом с интуицией подсказывали, что это особый случай. Может, единственный случай, первый и последний в жизни. Надо было. Необходимо. Шанс.

На открытом воздухе было настолько холодно, что стоял морозный туман.

Первый же вздох вспорол ноздри, резанул грудь острой болью – потом привыкнешь, потом. Желты фонари, черны небеса, снег в качающихся обманных тенях, зелёная звезда стоит над мутной луной в туманном перламутре мороза. Тот, с розой, впереди – и роза уже превратилась в жесть, в стекло, в пластик – мороз выпил из неё жизнь – стало ещё гармоничнее, ещё притягательнее. И этот его шаг, полуполёт, полубалет – ноги едва касаются земли, волосы и шарф реют в чёрной ледяной пустоте, как в невесомости, как в воде… Остановись, ну остановись, я не могу так – не по-человечески – я задохнусь – ну остановись же, дрянь такая, ангел мой…

Он услышал отчаянные мысли – или чёрт знает, что там себе подумал – резко остановился, резко обернулся. И Роман тормознул – вот он, белое лицо, холодное, как мир вокруг, ледяной прищур, злая складка между чётких бровей – ждёт.

– Да подожди же ты! Ну куда ты, чёрт…

– Ты меня достал!

– Я только хотел спросить… Ты – что ты такое? Что? А? Ты – то, что я думаю?

– Не твоё дело. Отвали. Ясно?

Низкий голос. Нежный, даже когда он в ярости. Низкий, тёмный – инфразвук, нижайшие частоты, сладкое рычание. Рассеивает, растапливает волю. Но – пустяки, ерунда.

Вот я дышу. Каждое слово – клуб морозного пара. Тёплое, человеческое, живое – а ты?

Отчего это, скажите на милость, не видно твоего дыхания на морозе? Даже когда ты говоришь, а?

– Ну кто ты? Ты не человек, я знаю. Я кое-что в этом понимаю, да и чувствую. Я…

– Отстань!

Верхняя губа вздёрнулась, зубы – белее снега, белее кожи – по бокам два длинных острия, как у крупной кошки, в широких глазах – красная туманная светящаяся пелена в глубине зрачков.

Есть. Вот оно. Вот. Показали зубки.

– Ну что ты злишься? Всё нормально, расслабься. Просто я догадался. Ты только подтверди – да или нет? Ну? Да или нет, а?

Роман протянул руку – парень с розой отступил назад. Протянул ещё – и ещё на шаг.

– Не смей, смертный, – змеиное шипение, рычание кошки, нечеловеческие звуки. – Не смей – смерти ищешь?

– Ну почему – смерти? Сразу – смерти… Мне только знать нужно. Ну не ломайся. Я всё равно догадался. Тебе же так просто подтвердить – один момент, пустяк…

Отступая, парень с розой вошёл в полосу фиолетового рассеянного света. Фонарь освещал его, как прожектор – парадоксально, со всех сторон – и нигде нет теней. Или у него не бывает тени? А как насчёт отражения в зеркале, нуте-с, господа присяжные?

– Что тебе знать понадобилось? – владелец розы быстро взглянул по сторонам. – Что ты привязался ко мне?

Чёрные сгорбленные фигуры шли от метро к троллейбусной остановке редкой толпой.

– Да уж ладно, я сам понимаю, здесь не место – но где место, а? Скажи – я пойду.

– Где-где. Могу сообщить… одним словом. Я тебя не хочу. Отстань, наконец.

– Да что за фигня – хочу, не хочу… Что тебе стоит сказать два слова? Так трудно?

– Скажи, зачем это мне!

– Тебе жалко?

– У тебя нет… тебе нечем…

– Что? Ну что?

– Заплатить. Хочешь, чтобы я тебя убил?

– Чем заплатить? Что ты хочешь? Только скажи – я заплачу!