Беранже

— Скажите ему, что я тоже республиканец, — медовым голосом произносит Луи Филипп, и на лице его, напоминающем спелую грушу, играет благодушная улыбка.

Беранже тотчас же передают слова короля. «Знаем мы таких республиканцев», — думает он, но ему не хочется вступать в спор, лучше отшутиться.

— Скажите королю, что я слишком стар, чтоб заводить новые знакомства, — говорит он.

Нет, Беранже не прельщают ни должности, ни мундиры, ни галуны, ни пенсионы. Неподкупный. Таким он останется всегда и перед собственной совестью, и в глазах друзей, и — главное — перед лицом народа.

Первые дни после революции Беранже говорил, что вместе с Карлом X свергнута с трона и его песня. Но чем дальше от июльских «славных дней», тем виднее становится ему, что колчан его не иссяк. Одна из первых песен, созданных им после Июльской революции, обращена к друзьям, которые стали министрами. Так она и называется.

Нет, нет, друзья! Мне почестей не надо.
Другим бросайте деньги и чины.
Я — бедный чиж — люблю лишь зелень сада
И так боюсь силков моей страны!
Мой идеал — лукавая Лизетта,
Обед с вином, друзья и жар поэм,
Родился я в соломе, в час рассвета, —
Так хорошо на свете быть никем!

Эта первая строфа песни с провозглашенным в ней скромным идеалом счастья как бы отбрасывает поэта ко временам «Обители беззаботных», когда он был еще вдали от боев.

Но заключительная строфа широко раздвигает рамки прежнего его демократически-эпикурейского идеала:

Здесь, во дворце, я предан недоверью,
И с вами быть мне больше не с руки.
Счастливый путь! За вашей пышной дверью
Оставил лиру я и башмаки.
В сенат возьмите заседать Свободу, —
Она у вас обижена совсем.
А я спою на площадях народу, —
Так хорошо на свете быть никем!

Здесь твердо проведены линии размежевания: по одну сторону — власть имущие, кормщики Июльской монархии; по другую — обиженная свобода, обиженный народ и его песенник, еще не потерявший голоса.

Год спустя этот же мотив отмежевания от корифеев монархии Луи Филиппа прозвучит еще резче и непримиримей в песне «Отказ», адресованной министру иностранных дел Себастиани. Некогда пылкий либерал, Себастиани, получив министерский портфель, соответственно «перестроился». Негодование демократических кругов вызвали слова его, сказанные после подавления польского восстания: «Порядок царствует в Варшаве».

И этот блюститель «порядка» предложил Беранже пенсион.

Министр меня обогатить
Решил однажды…

Пусть карман поэта дыряв и почти всегда пуст, но в подачках от министров поэт не нуждается.

Что мне ваш «золотой запас»?
На утре жизни — в добрый час —
Избрав любовницей Свободу, —
Я, легкомысленный поэт,
Любимец ветреных Лизетт,
Стал ей вернее год от году.

Свобода — это, монсеньер,
Такая женщина, чей взор
Горит, от ярости пьянея,
Чуть в городах моей страны
Завидит ваши галуны
И верноподданные шеи.

«Друзья-министры», однако, предпочитают не замечать выпадов Беранже.

Пусть он перестал навещать министерскую канцелярию, министры сами спешат в его квартирку на улице Овернь, 30. Если не застают его дома, то готовы подождать в кухаркиной комнате. Все тяжелее вздыхает под бременем портфеля юстиции старый Дюпон де Л’Ер, все резче складки на лбу Лаффита, который теряет понемногу былой апломб. Все грустней опускаются уголки рта у старого «бравого» Лафайета. Только Тьер как рыба в воде, пусть водица и мутновата. Это, может, даже удобнее для него. Он не пропадет, сумеет взять свое.

Да, муть сгущается. «Друзья-министры» запутались, растерялись, перессорились, очутились во враждующих между собой партиях. Те, кто полевее и кто, подобно Лафайету, и впрямь рассчитывал на «лучшую из республик», день ото дня теряют свои надежды. «Лучшая из республик» вовсе не расположена насаждать демократию. На взгляд короля Лур Филиппа, достаточно и того, что число избирателей немного расширено по сравнению с тем, какое предусматривалось в хартии Людовика XVIII. Луи Филипп произносит еще при случае либеральные фразы, поддерживая репутацию короля-гражданина. Прохаживается по улицам Парижа с зонтиком в руке, останавливаясь покалякать с добрыми буржуа. Но важнее всего для него благоволение действительных хозяев страны — банкиров, финансистов, держателей акций, крупных землевладельцев.