Бенвенуто Челлини

Папе Павлу III выпала тяжкая доля бороться с реформаторским движением в Германии, лавировать между испанским и французским влиянием. Он то замирял Карла V и Франциска I, то пытался отстраниться от этих политических интриг, стараясь найти выгоду для церкви. А еще Павел III был последним папой, для кого вопросы искусства играли какую-то роль.

Кант пишет (совершенно замылили эту цитату от частого употребления!), что для него непонятны две вещи: звездное небо над нами и закон нравственности внутри нас. С законом нравственности Павлу III все было ясно, а что касается звездного неба, здесь было много тайн, ему тут все было интересно. Он был наместником Бога на земле, но астрология интересовала его не меньше, чем христианская догма. Коперник подарил ему свой труд «Об обращении небесных сфер».

В то время как Бенвенуто сидел в замке, совсем недалеко от него, в Сикстинской капелле, Микеланджело трудился над фреской «Страшный суд». Фреску заказал Павел III, в 1539 году работа была в самом разгаре. Когда Микеланджело работал, он обычно никого не пускал в капеллу. Папа не был исключением, и если ему надо было поговорить с художником, он присылал кого-нибудь с вопросом, будет ли сейчас уместен его визит. Вазари в своих жизнеописаниях сообщает: «Вместе с ним (с папой) пришел в капеллу мессер Биаджо да Чезена, церемониймейстер, человек придирчивый, который на вопрос, как он находит это произведение, ответил: «Полное бесстыдство — изображать в столь священном месте голых людей, которые, не стыдясь, показывают свои срамные части; такое произведение годится только для бань и кабаков, а не для папской капеллы»». Микеланджело обиделся, разозлился и, желая отомстить дураку-церемониймейстеру, как только он ушел, изобразил его в аду в виде Миноса, с большой змеей, обвивающейся вокруг его ног, среди кучи дьяволов. «Сколько ни просил мессир Биаджо папу и Микеланджело уничтожить это изображение, последний сохранил его для памяти об этом, так что и сейчас можно его видеть».

Тема греха и воздаяния за грехи очень волновала Павла III. Грешники и вероотступники множились в мире, как никогда: лютеране, протестанты, Англиканская церковь, а также убийцы, прелюбодеи и прочие. И Бенвенуто Челлини грешник, он достоин ада на картине Микеланджело. Сидит пока в темнице, и пусть сидит!

Дня через два после того, как юноша-грек покаялся в своем невольном предательстве, в потайную комнату ночью явилась стража. Бенвенуто подняли с постели, закутали в одеяло, привязали к стулу и отнесли в камеру смертников. Там его отвязали от стула, переместили на жесткий тюфяк, оставили при нем одного солдата и удалились. Солдат тут же принялся жалеть и утешать Бенвенуто, а как утешишь, если и так понятно — пленника ждет неминуемая казнь.

Бенвенуто это тоже понимал, а потому обратил все мысли к Богу. «За что?» — спрашивал он Всевышнего. Да, он убил человека, но это было совершено «для защиты моего тела, которым Его Величество меня ссудил; так что я не сознаю согласно повелениям, по которым живут на свете, чтобы я заслужил эту смерть». Он пришел к выводу, что случившееся с ним не справедливая кара Господня, а игра случая. Идет человек по улице, и вдруг камень на голову. Никто не бросал его, он сам вдруг сполз с крыши, и все это есть могущество звезд: «Не то чтобы они сговорились против нас, чтобы делать нам добро или зло, но это делается от их сочетаний, каковым мы подчинены». И все это потому, что он недостаточно крепок в вере, потому звезды и устроили ему «эту зловерность». Как мы видим, астрология была очень популярна в то время.

Утром произошла душераздирающая сцена, другого эпитета я не подберу. К двери камеры пришел мессир Бенедетто да Кольи, чтобы сообщить скорбную весть. Прийти пришел, а войти не решается.

— Почему он не входит? — спросил Бенвенуто стражника.

— Ему слишком жаль тебя, и он плачет.

«— О, войдите, мой мессир Бенедетто, — кротко сказал Бенвенуто, — потому что я вполне готов и решился; мне гораздо больше славы умереть напрасно, чем если бы я умер по справедливости…»

Разговор шел через закрытую дверь. Узник просил привести священника для последней исповеди, «чтобы соблюсти то, что нам велит святая наша матерь — церковь; потому что хоть она и чинит мне эту злодейскую несправедливость, я чистосердечно всех прощаю». Потрясенный и заплаканный мессир да Кольи не стал читать приговор, а бросился к дому супруги Пьеро Луиджи — госпоже Джероламе Орсини.

— Светлейшая госпожа, соблаговолите послать кого-нибудь к папе. Пусть он пошлет кого-нибудь другого к Бенвенуто. Я не в силах объявить ему приговор.

Тут же случилась рядом герцогиня, вдова герцога Алессандро. «Искажая лицо, она сказала»:

— Вот оно, правосудие, которое отправляется в Риме наместником Божьим! Герцог, покойный мой муж, очень любил этого человека за его качества и за его дарования и не хотел, чтобы он возвращался в Рим.