Бенефис Лиса

Карл вырулил на обочину и остановил машину. Мотоциклист въехал на обочину перед машиной, поднял мотоцикл на стенд. Карл вышел из машины.

— В чем дело?

Из кармана дождевика вынырнула рука с полуавтоматическим пистолетом маузер. Он выстрелил в Карла один раз, в сердце, отбросив его этим выстрелом на машину. Тело сползло вниз на дорогу. Эсэсовец перевернул его сапогом и выстрелил еще раз, точно между глаз. Потом он открыл заднюю дверь машины.

Кауфман всегда ходил с оружием, но он снял пальто и аккуратно сложил его в углу на сиденье. Когда он дотянулся до люгера в правом кармане и повернулся, эсэсовец выстрелил ему в руку. Кауфманн схватился за руку, сквозь рукав между пальцев просочилась кровь.

— Кто вы? — дико крикнул Кауфманн.

Эсэсовец поднял на лоб очки, и Кауфманн увидел самые темные и самые холодные глаза, какие ему приходилось видеть в своей жизни.

— Я Мартиньи. Майор британской армии. Служу в SOE.

— Так вот вы какой, Мартиньи. — Кауфманн поморщился от боли. — Ваш немецкий превосходен. Само совершенство.

— Так и должно быть. Моя мать немка, — сказал Мартиньи.

— Давно надеялся с вами встретиться, но при других обстоятельствах, — признался Кауфманн.

— Не сомневаюсь. Мне тоже этого хотелось довольно давно. Фактически, с тысяча девятьсот тридцать восьмого. В том году вы были капитаном в штабе гестапо в Берлине. Вы арестовали молодую женщину по имени Роза Бернштейн. Возможно, вы даже имени ее не помните.

— Я очень хорошо ее помню, — возразил ему Кауфманн. — Она была еврейкой и работала в социалистическом подполье.

— Мне рассказывали, что когда вы закончили с ней работать, она уже не могла самостоятельно выйти на расстрел.

— Неправда. Никакого расстрела не было. Ее просто повесили в третьем подвале. Стандартная процедура. Кем она вам приходилась?

— Я ее любил. — Мартиньи поднял пистолет.

— Не делайте глупости, Мартиньи! — закричал Кауфманн. — Всегда можно договориться. Я могу спасти вам жизнь, верьте мне.

— Неужели? — сказал Гарри Мартиньи и выстрелил ему между глаз, мгновенно убив.

Он снял со стенда тяжелый мотоцикл и поехал прочь. Он полностью контролировал себя, несмотря на совершенное им только что. Никаких эмоций, ничего. Беда в том, что это не вернуло Розы Бернштейн, как ничто не могло ее вернуть.

Он мчался по сельским дорогам в течение часа, держа направление на запад. Наконец, он свернул на очень узкую дорожку, по обеим сторонам которой росла такая высокая трава, что почти смыкалась над ней. В конце дорожки стоял посреди двора обветшалый фермерский дом. Некоторые окна разбиты, недоставало черепицы на крыше. Мартиньи слез с мотоцикла, поднял его на стенд и пошел к двери в дом.

— Эй, Пьер, открой! — Он подергал ручку и постучал кулаком. Дверь открылась так резко, что он упал на колени. Дуло Вальтера уперлось ему в лоб. Человеку, державшему пистолет, было около сорока. Он был одет как французский фермер: берет, вельветовая куртка и джинсы, но его немецкий не оставлял сомнений.

— Пожалуйста, майор Мартиньи, встаньте и очень медленно войдите внутрь. — Он сопроводил Мартиньи по коридору в кухню. Пьер Дюваль сидел у стола, привязанный к стулу, во рту кляп из носового платка, глаза дикие, лицо в крови. — Руки на стену, ноги в стороны, — приказал немец и профессионально обыскал Мартиньи, освободив его от «Шмайсера» и маузера. Потом он подошел к допотопному телефону на стене и дал оператору номер. Спустя некоторое время, сказал: — Шмидт? Он появился. Мартиньи. — Он кивнул. — Хорошо. Пятнадцать минут.

— Ваш друг? — спросил Мартиньи.

— Не сказал бы. Я из Абвера. Крамер. А он из Гестапо. Мне эти свиньи нравятся не больше, чем вам, но работа есть работа. Снимите дождевик и шлем. Отдыхайте.

Мартиньи сделал, что было велено. Вечерело быстро, в помещении стало довольно темно. Он положил шлем и дождевик, и стоял в форме СС, зная о Пьере по другую сторону стола, дико сверкавшем глазами, откинувшемся на спинку стула и поднимавшем ноги.

— Как насчет выпивки? — спросил Мартиньи.

— Бог мой, мне говорили о вашей невозмутимости, — сказал восхищенно Крамер.

Пьер уперся ногами в край стола, толкнув его немцу в спину. Левой рукой Мартиньи отклонил пистолет и прикрылся, подняв колено. Но Крамер повернулся боком, уткнув напряженные пальцы под подбородок Мартиньи, отталкивая его голову назад. Мартиньи захватил левую ногу Крамера, увлекая немца на пол, падая вместе с ним, пытаясь дотянуться до запястья руки, сжимавшей пистолет. Он ударил Крамера кулаком по шее сбоку, зная, что пистолет выстрелит.

Раздался характерный звук треснувшей кости, и немец замер, живой, но тихо постанывающий. Мартиньи поднялся на ноги, и вдруг почувствовав слабость и дурноту, подошел к столу, выдвинул ящик и вывалил его содержимое на пол. Он поднял хлебный нож и, подойдя к Пьеру, перерезал веревки, которыми тот был привязан к стулу. Старый француз вскочил и выдернул изо рта кляп.

— Господи, Гарри, я сроду не видел столько крови.