Конгресс в «Билтморе» снял самое святое табу, которое существовало в политическом сионизме. Впервые после десятилетнего промедления и нерешительности сионизм провозгласил наконец свою «конечную цель» — создание в Палестине еврейского государства. Сомнительно, что большинство делегатов осознали, что несколькими фразами повернулись спиной к традиционной умеренности, заменив ее на динамичность, способную вылиться в конфликт с Великобританией. Они также не поняли, что принятая ими резолюция отошла от политической линии Вейцмана и вступила на опасный путь, который предложил Бен-Гурион. Трудно поверить, что она могла быть принята единогласно, если бы делегаты действительно поняли ее истинное значение.
Если программа, принятая в «Билтморе», отмечает радикальные изменения в руководстве сионизмом, то Вейцман и Бен-Гурион дали ей иную интерпретацию.
«Я хотел бы сказать несколько слов о принятой в отеле «Билтмор» декларации, которую берет на себя Бен-Гурион, первым написав о ней несколько слов после конгресса. Это стало… новым Декалогом или новой Базельской программой… Ничего подобного. Настоящая декларация является всего лишь резолюцией, похожей на сотни других резолюций, принятых на крупных конференциях в этой или любой другой стране. В ней в торжественных выражениях изложены основные положения моей статьи, опубликованной в «Foreign Affairs». Но Бен-Гурион, пробыв здесь восемь или девять месяцев, не сумел похвастаться успехом и опустился до этой резолюции, которая в той или иной мере позволила создать видимость того, что она является триумфом его политики, направленной против моих умеренных формулировок тех же самых задач, а также ввел в нее свою экстремистскую точку зрения».
Бен-Гурион, со своей стороны, пишет следующее:
«Я ничуть не сомневался, что эта программа заменит ту, которая была принята в Базеле сорок пять лет назад, и станет целью еврейского народа в послевоенный период».
Это расхождение явилось признаком затяжных разногласий по фундаментальным проблемам. Натянутость отношений между двумя лидерами была вызвана отказом Вейцмана изменить политику, которой он всегда придерживался, его неспособностью понять значение отказа Великобритании от просионистской политики и развязыванием второй мировой войны. Даже после переговоров в Сент-Джеймском дворце Вейцман оставался верен тайной дипломатии и своей политике переговоров с Англией. Яростный противник чрезвычайных мер, он испугался и возмутился намерением Бен-Гуриона прибегнуть к насилию. Вейцман многократно заявлял, что поддерживает Билтморскую программу только для того, чтобы доказать полную противоположность собственных взглядов. В апреле 1947 года, за два месяца до принятия ООН плана разделения Палестины на два государства — еврейское и арабское, он писал: «Принятая под грохот фанфар Билтморская программа очень быстро оказалась миражом». Так Вейцман стал злейшим врагом активного сионизма.
Не все, однако, объяснялось расхождением точек зрения. Их бурные отношения нельзя постичь без анализа личного конфликта, который произошел через месяц после окончания конгресса. 10 июня 1942 года Бен-Гурион сообщил Вейцману по телефону, что «он больше не считает себя связанным с ним никакими видами практической деятельности». На следующий день в письме он уточнил причины их разрыва: