Бен-Гур

Чтоб положить конец этим замечаниям, готовым перейти в спор, Мессала сказал:

– Вино еще не принесли, Друз, а я, как ты видишь, держу руку на веснушчатой Пифии. Кости там подобны своре псов. Но я готов согласиться с твоим мнением, если ты сообщишь мне о нем более подробные сведения.

– Еврей он или римлянин, но, клянусь Паном, я говорю это не для того, чтобы унизить тебя, мой Мессала: этот Аррий замечательно красив, храбр и умен. Император предлагал ему свои милости и свое покровительство, но он отказался от них. Он окружает себя таинственностью и держится вдали, как бы сознавая себя неизмеримо лучше или хуже остальных. В палестре он был бесподобен – он гнул голубооких гигантов Рейна и безрогих буйволов Сарматии, как ивовые прутья. Дуумвир оставил ему громадное состояние. Он питает пристрастие к оружию и мечтает только о войне. Максентий принял его к себе, и он должен был плыть с нами, но в Равенне мы потеряли его из виду. Тем не менее сегодня я слышал, что он благополучно прибыл сюда. Клянусь Поллуксом, вместо того чтобы явиться во дворец или остановиться в цитадели, он оставил свои вещи в канне, а сам снова исчез.

Мессала сперва слушал равнодушно, но по мере хода рассказа он становился все внимательнее и, наконец отняв руку от ящика с костями, воскликнул:

– Кай! Ты слышишь?

Юноша, ехавший сегодня с ним в одной колеснице, крайне польщенный его вниманием, отвечал:

– Конечно, слышу, Мессала, иначе я не был бы твоим другом.

– Помнишь ли ты человека, свалившего тебя сегодня?

– Клянусь Бахусом, мое разбитое плечо не дает мне изгладить его из своей памяти!

Мартилл приподнял плечо до самого уха.

– В таком случае благодари судьбу – я нашел врача. Слушай.

Затем Мессала обратился к Друзу.

– Рассказывай нам о нем, об этом еврее, который в то же время и римлянин. Клянусь Фебом, это такая комбинация, при которой и кентавр был бы очарователен. В какой одежде он ходит, Друз?

– В еврейской.

– Слышишь ты это, Кай? – сказал Мессала. – Он молод – раз, похож лицом на римлянина – два, предпочитает еврейскую одежду – три и в палестре нажил славу и богатство искусством побеждать людей и опрокидывать лошадей и колесницы – четыре. А теперь, Друз, скажи мне: он, вероятно, знаком со многими языками, иначе нельзя было бы принять его сегодня за еврея, а завтра за римлянина, но владеет ли он хорошо богатым афинским наречием?

– Так хорошо, что мог бы состязаться в Истмии.

– Слышишь, Кай? Он приветствовал женщину по-гречески. И в этом его пятое сходство. Что ты скажешь на это?

– Ты нашел его, Мессала, и это так же верно, как то, что я – Друз.

– Прошу тебя, Друз, и вас всех извинить нас за то, что мы говорим загадками, – сказал Мессала своим любезным тоном. – Клянусь всеми богами, я не желал бы злоупотреблять вашей любезностью. Ты видишь, – и он снова положил руку на ящик с костями, – как крепко я держу Пифию с ее тайной. Ты упоминал о том, что появление этого сына Аррия довольно таинственно: расскажи же нам о нем.

– Да ничего особенного, Мессала, – возразил Друз. – Обычная история. Когда Аррий-отец отправился преследовать пиратов, у него не было ни жены, ни детей, а обратно он вернулся с юношей, которого и усыновил на другой день.

– Усыновил? – переспросил Мессала. – Клянусь богами, Друз, твой рассказ начинает сильно интересовать меня! Где дуумвир нашел этого юношу и кем он был?

– Кто, кроме самого юноши, может ответить тебе на эти вопросы, Мессала? Клянусь Поллуксом! В битве дуумвир, тогда еще трибун, потерял свою галеру. Возвращавшийся корабль нашел его и этого юношу – из людей этой галеры только они и остались в живых – плывущими на одной и той же доске. Я передаю тебе эту историю со слов их спасителей, а их рассказ имеет то преимущество, что никогда еще не был никем опровергнут. Они говорят, что человек, плывший на доске вместе с дуумвиром, был еврей.

– Еврей... – как эхо повторил Мессала.

– И невольник.

– Как, Друз, невольник?

– Когда их доставили на палубу спасшего их корабля, дуумвир был в вооружении трибуна, а товарищ его в одежде гребца.

Мессала сидел, облокотившись на стол, но при этих словах он выпрямился.

– Галерник, – повторял он это унизительное слово и оглядывался кругом, впервые растерявшись.

Но в эту минуту в комнату вошла прислуга: одни несли сосуды, наполненные вином, другие корзины с фруктами и печеньем, третьи – чаши и кубки, большей частью серебряные. Все оживились. Мессала мгновенно вскочил на стул.

– Сыны Тибра, – громко воскликнул он, – обратим это ожидание нашего вождя в празднество Бахуса. Кого избираете вы в председатели пира?

Друз встал.

– Кого же, как не хозяина пира? – сказал он. – Ваше мнение, римляне?

Общие крики одобрения служили ответом.

Мессала снял со своей головы венок и передал его Друзу, который влез на стол и на виду у всех положил венок снова на голову Мессалы, тем самым возводя его в звание председателя пира.

– Со мной в комнату вошли мои приятели, сильно пьяные, – сказал он. – Дабы соблюсти все священные обычаи пиров, приведите сюда того из них, который наиболее пьян.

Множество голосов отвечало:

– Вот он, вот!