Бен-Гур

Раздвинув ряды собравшихся, вперед вышел сам Мессала.

– Пусть будет пять, – повторил он.

Санбаллат улыбнулся и приготовился записать сказанное.

– Если цезарь вдруг завтра умрет, – заметил он, – то Рим не осиротеет. Есть по крайней мере один человек, которому под стать занять его место. Но предложи мне шесть.

– Пусть будет шесть, – кивнул головой Мессала.

Слова эти были встречены новым единодушным вскриком, еще громче первого.

– Пусть будет шесть, – повторил Мессала. – Шесть к одному – вот разница между римлянином и евреем. А теперь, установив это, о не приемлющий свинины, давай продолжим. Назови сумму – и побыстрее. За тобой может послать консул, и я останусь без соперника.

Санбаллат ничем не ответил на эту насмешку, склонился к табуле и через мгновение протянул написанное Мессале.

– Прочитать, прочитать вслух! – потребовали все вокруг.

И Мессала прочитал:

– «Мемо. Гонки колесниц. Мессала из Рима держит пари с Санбаллатом, тоже из Рима, утверждая, что он победит Бен-Гура, еврея. Сумма пари – двадцать талантов. Ставка Санбаллата – шесть к одному.

Свидетель: Санбаллат».

Окружающие замерли, не произнося ни звука. Мессала, широко раскрыв глаза, уставился на меморандум, а все, в свою очередь, уставились на него самого. Оказавшись в центре всеобщего внимания, он принялся лихорадочно соображать. Совсем недавно он стоял на том же самом месте и точно таким же образом бросал вызов собравшимся вокруг него соотечественникам. Они наверняка запомнили это. Если он откажется подписать условия пари, его героический образ померкнет. Но и подписать такие условия было невозможно: все его состояние не составляло ста талантов; оно не составляло даже пятой части этой суммы. Ум его отказывался работать; язык не повиновался ему; лицо его побелело. Но вдруг одна спасительная мысль пришла ему в голову, и это было облегчение.

– Ты, еврей, – обратился он к своему сопернику, – а у тебя есть эти двадцать талантов? Покажи-ка мне их.

Улыбка на лице Санбаллата стала еще шире.

– Прошу, – ответил он, протягивая Месале клочок пергамента.

– Прочитать, прочитать, – снова закричали все вокруг.

И Мессала прочитал:

«В Антиохии, 16-й день месяца таммуз.

Податель сего, Санбаллат из Рима, может располагать по своему усмотрению кредитом в пятьдесят талантов, которые я предоставлю ему в монетах цезаря.

Симонидис».

– Пятьдесят талантов, пятьдесят талантов, – пронеслось по зале.

На выручку Мессале пришел Друз.

– Клянусь Геркулесом! – воскликнул он. – Эта бумага врет, и еврей тоже врет. Кто, кроме цезаря, может истребовать себе кредит в пятьдесят талантов? Долой наглых белых!

В ответ на его гневный крик раздались столь же гневные голоса; но Санбаллат сохранил полнейшее спокойствие, а улыбка на его лице становилась тем шире, чем дольше он ожидал ответа Мессалы. Наконец тот заговорил:

– Тихо! Мои соотечественники, дайте нам поговорить напрямую – ради любви к нашему древнему римскому имени.

Вовремя взятая на себя инициатива восстановила влияние Мессалы на собравшихся.

– Ты, собака обрезанная, – продолжал он, обращаясь к Санбаллату, – я ведь пошел тебе навстречу и дал тебе шесть к одному, разве не так?

– Так, – спокойно кивнул головой еврей.

– А если так, то позволь назначить сумму ставки мне.

– Если это не будет какой-нибудь пустяк, то пожалуйста, – ответил Санбаллат.

– Тогда замени цифру «двадцать» на «пять».

– Ты располагаешь такой суммой?

– Клянусь матерью богов, я покажу тебе расписки.

– О нет, слова такого римлянина, как ты, вполне достаточно. Только пусть эта сумма будет четной – шесть талантов, и я ее тут же впишу.

– Хорошо, впиши ее.

Вслед за этим они тут же обменялись расписками.

Санбаллат сразу же встал и обвел взглядом присутствующих; улыбка на его лице сменилась презрительной усмешкой. Никто лучше его не знал тех, с кем он имел дело.

– Римляне, – произнес он, – еще одно пари, если вы осмелитесь его принять! Пять талантов против ваших пяти за то, что белый цвет победит. Я вызываю вас всех.

И опять присутствующие пришли в изумление.

– Как! – возвысил он голос. – Неужели завтра в цирке только и будет разговоров, что израильская собака посетила дворец, полный благородных римлян – а среди них был и отпрыск самого цезаря, выложила перед ними на кон пять талантов, но ни у кого не хватило смелости принять вызов?

Вынести такое оскорбление было невозможно.

– Принимаю, о презренный! – крикнул Друз. – Напиши условия и оставь на столе; а завтра, если мы выясним, что у тебя и в самом деле есть такая куча денег, которые ты готов выбросить впустую, я, Друз, даю тебе слово, что подпишу их.

Санбаллат снова принялся писать, затем, встав, произнес все так же бесстрастно, как и раньше:

– Здесь, Друз, я оставляю предложение пари для тебя. Когда оно будет подписано, пришли мне его в любое время до начала гонок. Меня можно будет найти в ложе консула. Мир тебе и мир всем вам.

Поклонившись, он вышел из залы, не обращая никакого внимания на оскорбительные крики, которыми золотая молодежь проводила его до двери.