Бен-Гур

Подойдя к разделяющему шатер пологу, он поднял его и придержал для Бен-Гура. Лошади осторожно приблизились к людям. Одна из них, с небольшой головой, блестящими глазами, с выгнутой как натянутый лук шеей и широкой мощной грудью, на которую падала густая длинная грива, ткнулась мордой в грудь хозяина.

– Хороший ты мой, хороший, – растроганно произнес шейх, похлопывая коня по темно-коричневой щеке. – Ну, доброе тебе утро.

Повернувшись к Бен-Гуру, он прибавил:

– Это Сириус, отец тех четверых. Мира, их мать, дожидается нашего возвращения, поскольку она слишком драгоценна, чтобы рисковать ею, – в дороге может случиться всякое. Но больше всего я беспокоюсь о том, – и при этих словах он усмехнулся, – я беспокоюсь о том, о сын Аррия, сможет ли наше племя перенести ее отсутствие. Она наша гордость и слава; люди просто боготворят ее. Когда она пускается галопом, все смеются от радости. Десять тысяч наездников, сынов пустыни, начнут сегодняшний день с вопроса: «Что слышно о Мире?» И когда им ответят: «Она чувствует себя хорошо», они воскликнут: «Сколь милостив к нам Господь!»

– Мира и Сириус – ведь это же имена звезд, не так ли, о шейх? – спросил Бен-Гур, подходя к каждому из четверых и к их отцу и здороваясь с ними.

– Почему бы и нет? – ответил Илдерим. – Тебе приходилось бывать ночью в пустыне?

– Нет.

– Тогда тебе трудно представить, до какой степени мы, арабы, зависим от звезд. Мы заимствуем их имена из благодарности и даем их тем, кого мы любим. У каждого из моих праотцев была своя Мира, как у меня есть моя; их дети тоже носят имена звезд. Смотри, вон там – это Ригель, а там Антарес, вот этого зовут Альтаиром, а тот, к которому ты сейчас подходишь, – это Альдебаран, самый молодой из всех, но отнюдь не самый последний – о нет, нет! Он понесет тебя так, что только ветер будет свистеть у тебя в ушах; и он унесет тебя туда, куда ты ему скажешь, о сын Аррия, – да, клянусь славой Соломона!

Слуги принесли упряжь. Бен-Гур собственноручно запряг лошадей, сам вывел под уздцы из шатра и сам пристегнул поводья.

– Приведите мне Сириуса, – велел он слугам.

Ни один араб не смог бы легче его одним прыжком взлететь на спину лошади.

– А теперь подайте мне поводья.

Когда слуги исполнили его приказание, он тщательно разобрал поводья.

– О шейх, – обратился он к Илдериму, – я готов. Вели кому-нибудь из слуг скакать впереди, показывая мне дорогу, и пошли нескольких человек за водой для лошадей.

Вся четверка послушно двинулась в путь. Кони не пугались нового возничего – между ним и лошадьми уже возникло молчаливое понимание, поскольку возничий выполнял свою роль с уверенностью, всегда рождающей ответную уверенность. Порядок следования был тот же, что и на настоящих скачках, разве что Бен-Гур скакал верхом на Сириусе, а не стоял в коляске, влекомый четверней. Илдерим воспрянул духом. Поглаживая бороду, он довольно улыбался, бормоча про себя: «Да, это не тот римлянин, нет, клянусь славой Господней!» Он пешком последовал за Бен-Гуром, а вслед за шейхом высыпали и все остальные обитатели становища – мужчины, женщины и дети, готовые разделить заботы своего предводителя, если не его уверенность.

Поле, на которое выехал Бен-Гур, оказалось просторным и подходящим для тренировок, к которым молодой человек тут же и приступил, пустив четверку сначала медленно и по прямой, а затем широкими кругами. Постепенно ускоряя темп, он перевел лошадей сначала на рысь, потом, все ускоряя, пустил их галопом. Под конец, сделав несколько кругов, он стал гонять их, все время меняя направление, то вправо, то влево, взад и вперед без перерыва. Все это заняло у него около часа. Сбавив темп до шага, он подъехал к Илдериму.

– Дело сделано, теперь надо только тренироваться, – сказал он. – Я радуюсь, о шейх, что у тебя такие друзья. Посмотри только, – продолжал он, спешиваясь и подходя к лошадям, – на их блестящей шкуре нет ни капли мыла; дыхание их такое же, как и вначале. Я получил громадное наслаждение, и вряд ли нам сможет что-либо помешать обрести победу и…

Он внезапно оборвал себя на полуслове, покраснел и опустил голову. Только сейчас он заметил Балтазара, стоящего чуть поодаль от шейха, опираясь на своих слуг, и двух женщин, закутанных в одежды с ног до головы. В одну из женщин он вгляделся повнимательнее и, почувствовав, как заколотилось его сердце, сказал себе: «Это она, эта египтянка!» Илдерим же мысленно закончил оборванную Бен-Гуром фразу: «… обрести победу и отомстить!»

Затем он произнес вслух:

– Я не боюсь, и я рад. Сын Аррия, ты настоящий мужчина. Если все завершится так, как началось, ты узнаешь, сколь щедра рука араба.

– Благодарю тебя, о добрейший, – скромно поклонился Бен-Гур. – Но вели своим слугам принести воды для лошадей.

Когда те появились с бурдюками воды, он собственноручно напоил всю четверку.