Бен-Гур

А теперь необходимо дать разъяснение, необходимость которого для особо проницательного читателя была очевидной уже и раньше и которое нельзя долее откладывать. Повесть наша начинается по времени сразу после того момента, как было явлено пастырство Сына Марии, которого мы с тем же самым Балтазаром видели лишь однажды, благоговейно оставив Его лежащим на коленях своей матери в пещере в окрестностях Вифлеема. С тех пор и до самого конца чудесный Младенец будет предметом постоянных упоминаний; и медленно, хотя и неизбежно, течение событий, развертывающихся перед нами, будет все больше и больше приближать нас к нему. В конце же концов мы увидим Его уже взрослым человеком – мы хотели бы добавить, если возведенная предубеждением преграда не помешает нам сделать это, – человеком, без которого мир не мог бы состояться. Из такого заявления, простота которого не вызывает никакого сомнения, проницательный ум, вдохновленный верой, может понять многое – и в добрый час. До этого момента, да и позже, существовали люди, необходимые тому или иному народу в тот или иной момент времени; но необходимость для всего человечества и на все времена – это призвание уникальное, исключительное, божественное.

Для шейха Илдерима рассказ этот был далеко не нов. Впервые он услышал его от всех трех мудрецов при обстоятельствах, которые исключали сомнения в их правдивости. Сейчас один из этих троих снова сидел за его столом, будучи желанным гостем и уважаемым другом. Шейх Илдерим верил каждому слову своего гостя; но все же центральное событие его рассказа не могло быть воспринято им с такой силой и захватить все его существо, как было оно воспринято и захватило Бен-Гура. Шейх был арабом, чей интерес к описываемым событиям был всего лишь общим; Бен-Гур же был израильтянином и евреем с особым интересом – да простится нам неуклюжесть этой фразы – к истине об этом событии. Истинно еврейская душа его сразу же почувствовала важность и значение происшедшего.

Следует напомнить читателю, что, еще лежа в своей младенческой колыбельке, Бен-Гур уже слышал о Мессии; во время своего ученичества он познакомился со всем, что было известно об этом Существе и вместе с тем надежде, страхе и исключительной славе избранного народа. Все пророки, от самого первого в их героической родословной и до последнего, предсказывали Его появление. Приход Его был темой бесконечного числа споров раввинов – в синагогах, в школах, в Храме, в будни и праздники, на публике и наедине. Учителя нации толковали и перетолковывали это грядущее событие и добились того, что все дети Авраама, куда бы их ни забросила судьба, всей душой ждали этого события и в ожидании его с железной суровостью строили свои жизни.

Без всякого сомнения, и среди евреев были различные мнения относительно Мессии; но все споры были ограничены обсуждением одного-единственного вопроса – когда Он явится?

Изыскания являются уделом священников; тогда как читатель всего только внимает рассказываемой ему истории, и поэтому он не может отвлекаться от ее персонажа. Пояснение, которое было дано, касается прежде всего Мессии, о котором в среде избранного народа существовало на редкость единое мнение: Ему суждено быть, когда Он явится, ЦАРЕМ ИУДЕЙСКИМ – их политическим Царем, их Цезарем. При их поддержке он должен будет завоевать землю, а потом к их выгоде и во имя Бога удержать ее на вечные времена. Во имя этой веры, дорогой читатель, фарисеи и сепаратисты – последнее определение является всего лишь политическим ярлыком – в монастырях и в самом Храме возвели здание надежды, намного превосходящее своею высотой здание мечты Александра Македонского. Тот всего лишь хотел воцариться на земле; но их амбиции распространялись равно на землю и небеса; в их безудержной, не имеющей границ фантазии всемогущий Господь был, так сказать, пригвожден ухом к еврейской двери в знак вечного рабства.

Возвращаясь к нашему Бен-Гуру, следует упомянуть, что в его жизни были два обстоятельства, в результате действия которых он оказался относительно свободен от влияния и воздействия оголтелой веры своих соплеменников-сепаратистов.