Белым по черному

— Нет, Миш, я первый раз, меня ж родаки с ночёвкой не отпускают, братьев-то пожалуйста, а я как прокажённая прямо. Но Людка сказала, что кафешка отпад и китайская кухня есть.

— Ну, если Людка сказала… — многозначительно протянул он, прижимая девушку к себе и целуя в щёку, а она ласково улыбнулась в ответ.

Заведение Михаилу не понравилось ни с первого взгляда, ни со второго. Чуть лучше, чем стандартный общепит. Но ради Оли он готов был потерпеть. «Интересно, сама Людка тоже появится здесь в сопровождении какого-нибудь прыщавого мачо?» — промелькнула мысль. А следующая была о том, что узнать про эту самую Людку надо бы побольше, уж слишком сильно её влияние на Олю.

Времени до концерта оставалось предостаточно, и Михаил выбрал столик недалеко от танцпола. Что его девушка будет танцевать, он даже не сомневался. А её надо держать в поле зрения, чтобы не обидел никто. В конце концов, пусть оттянется девочка. Опыт должен быть всякий, а вот безопасность Михаил ей обеспечит. Да, безопасность от кого угодно, только от себя он её не защитит. Что поделать — он хотел её, она была желанна во всех смыслах, вот такая, как есть: худая, угловатая, наивная. Чистая в своих помыслах — вот что было важно. Он не мог назвать своё влечение к ней любовью, да и в само существование любви уже давно не верил, но эту девочку не хотелось отпускать от себя ни на минуту. Он скучал по ней, а ночами… Михаил никогда и никому не рассказал бы о своих снах, выдающих его желания.

Как ни странно, еда оказалась не так уж плоха. Курица с арахисом по-китайски утолила голод и улучшила настроение. Оля есть палочками не умела, а процесс её обучения оказался невероятно весёлым. Время летело незаметно.

Людка не пришла, но позвонила подруге, предложив сменить дислокацию и встретится в другом ночном клубе. Оля отказалась, чем вызвала одобрительную улыбку Михаила.

Но вот подошло время и музыканты заняли своё место на эстраде под восхищённые возгласы посетителей, вернее, посетительниц, которые просто взорвали клуб диким ором! В зале стало темно, а прожектор ярко светил на артистов. Эта троица, во всем белом, была похожа на ангелов. Видимо, такой эффект они и должны были производить на юных поклонниц. Их солист, приветствуя посетителей, что-то мямлил про то, как рад оказаться в этом заведении, про любовь во всем мире, что-то о хорошей и современной музыке. И ещё нёс какой-то трёп, который Миша даже слушать не стал. Михаилу даже показалось, что ребята под кайфом.

Оля не отводила глаз от кумиров, следя за каждым их шагом, каждым движением. Она была как завороженная. Они же пели свои посредственные тексты под свою же «гениальную» музыку, периодически перекуривая и попивая минералку.

Конечно, она не усидела на месте и влилась в толпу танцующих. А Михаил наблюдал за ней одной. Прожектор временами выхватывал её из толпы, но то, как девушка двигалась, просто завораживало. Она легко улавливала ритм, её движения были грациозны и красивы. С одной стороны, она казалась расслабленной, но с другой — поражали её плавность и чёткость. Оторвать от неё взгляд было невозможно. Раздражало лишь то, что на девушку смотрел не он один. Парни подходили, пытались познакомиться, но Оля, если кто оказывался слишком настойчивым, уходила с танцпола и присаживалась за столик.

Один из неудавшихся ухажёров даже бросил фразу, что она с папиком, а потому приставать бесполезно.

Да! Такой Михаил её ещё не видел. Его обуревала гордость, что его девочка самая красивая. В душе всё смешалось, он не мог ею налюбоваться, восхищался и желал её одновременно. Еле сдерживал себя, чтобы не увести её, обнять и целовать до потери сознания.

А потом… Он отвлёкся всего на минуточку, ушёл в себя, в свои мысли и желания, и случилось то, что предположить никто не мог. Прожектор прошёлся пару раз по танцующим, но Оли среди них не было.

Михаил сорвался с места и побежал в толпу. Его охватила такая паника, какой никогда в жизни он не испытывал. Смотрел по сторонам, натыкался на танцующих — спрашивать-то бесполезно, никто его не услышит среди такого грохота. Оказавшись практически у самой сцены, увидел её, сидящей на полу в слезах.

— Олюшка, что случилось? — Он поднял её на руки и, добравшись до их столика, посадил на стул.

— Я каблук сломала. Миш, у меня нога подвернулась.

— Ударилась? Где болит?

Он кинулся осматривать её колени, прощупывать голени.

— Да нет, только колготки порвала, пока падала, и каблук сломала. Сапоги жалко, папа в жизни мне такие не купит. Я и эти с Людкой взяла втайне от родителей, они мне деньги на зимние давали, но она уговорила. Вот скажи, Миш, красивые же были сапоги? Я в них длинноногая и не толстая совсем. А мама так ругалась тогда! — Слёзы обиды снова потекли по её щекам.

— Сапоги — дело поправимое, — с улыбкой ответил Михаил. — А тебе бы кило десять прибавить не мешало, а то кожа да кости. Ну, что делать будем? Вернёмся в машину?

— Да. Только как я пойду?

— Такую толстую, как ты, я и донести в состоянии. За шею обними, и поехали.

Михаил усадил Олю на заднее сиденье своего ленд-ровера.