Белый

И вот теперь, кажется, Фомин весьма неожиданным образом снова напомнил о себе.

Абрамцевская дача полковника Ходасевича оказалась оборудована всем необходимым для жизни. И даже некоторыми излишествами. Татьяна некогда подарила отчиму тостер и кофеварку, а также настояла, чтобы тот подключился к Интернету, пояснив: «Чтобы я могла спокойно работать, когда к тебе в гости приезжаю». Правда, за все прошлое лето навестила старичка, как она сейчас со стыдом вспомнила, лишь дважды.

Друзья наварили себе кофе и, каждый с доброй кружкой, разошлись по комнатам – думать, искать пути выхода из неожиданной ситуации. Дима со своим ноутбуком отправился во Всемирную паутину, а Садовникова принялась звонить отчиму – всем известно, что Ходасевич ранняя пташка и, даже будучи на пенсии, поднимается в семь утра. Вопросом оба задались одним: кто он, господин Фомин, какова его подноготная и куда он исчез?

Результаты их информационных поисков и запросов появились только на следующий день к вечеру. И оказались в высшей степени удивительными.

На самом деле бизнес Фомина заключался в следующем: он организовал (говоря языком протокола) устойчивое преступное сообщество, в которое вовлек представителей правоохранительных структур. Сообщество еще в середине прошлого года попало в оперативную разработку, и выяснилось, что в нем состоит пара полковников милиции и даже один генерал-майор, не говоря уже о всякой там мелочи в чине капитана и ниже. Деньги группировка зарабатывала наглым и подлым путем: милиционеры наезжали на какую-нибудь фирму, промышляющую «серым» и «черным» импортом электроники (компьютеры, мобильники, телевизоры и прочие полезные гаджеты). Наезд проходил по всем правилам, устраивалось настоящее «маски-шоу» – топот бойцов ОМОНа, команды «Всем встать!», «Ноги расставить, лицом к стене!»… Незаконно ввезенные товары правоохранители конфисковывали и затем – практически тут же! – перепродавали конфискат за полцены фирме Фомина. А тот уже реализовывал его в розницу – отсюда и низкие цены, и огромный оборот.

Дело процветало, но потом между подельниками начались разборки. По одним сообщениям, причиной их стала самодеятельность милиционеров, которые вместо того, чтобы наезжать на фирмы, конфисковывать товар и сбывать его Фомину, занялись банальным рэкетом: приходили в компании-жертвы и требовали выкуп за то, чтобы оставить их в покое. Естественно, что при таком раскладе господину Фомину не доставалось ни-че-го.

По другой версии (гораздо более неприятной для Тани с Димой), толчком к раздорам между преступными правоохранителями и Фоминым стала неумеренная рекламная активность последнего. Она ужасно раздражала высокопоставленных ментов, которые справедливо полагали, что чем меньше внимания проявляется к их делишкам, тем лучше. Они попытались урезонить любящего саморекламу Фомина, но тот в грубой форме отказался.

Так или иначе, между милиционерами-рэкетирами и Фоминым началась самая настоящая война. Сразу после Нового года он перешел на нелегальное положение и стал зачищать концы. Чекисты, разрабатывающие дело, полагали, что горе-бизнесмен просто сошел с ума – Фомин выдал преступным группировкам заказ на устранение всех чиновных милиционеров, участвовавших в его бизнесе. Сам-то Петр Федорович уже был объявлен во всероссийский розыск и в розыск по линии Интерпола, однако в борьбе с бывшими подельниками счет покуда оставался два – ноль в его пользу: киллеры успели ликвидировать милицейского генерала и полковника, входивших в организованное им сообщество. Фомина же отыскать пока не удавалось.

Таня с Димой обсудили полученную информацию. И получалось, что ситуация с внезапно сбрендившим заказчиком – самая для них неприятная. Они запросто могли попасть под раздачу, что называется, до кучи. Раз Фомин спятил и идет до конца, то вполне мог заказать и Садовникову с Полуяновым.

А если заказ на них обоих действительно существует – как спасаться? Как бороться? Прятаться всю жизнь – или хотя бы до тех пор, покуда не разыщут и не обезвредят Фомина?

Самим пытаться искать его – безумно и бессмысленно, раз уж все полицейские мира не в состоянии преступника схватить. А пассивное ожидание (чего? избавления? смерти?) и для Тани, и для Димы, натур очень деятельных, было самое худшее, что только можно придумать.

Подавленные, друзья разошлись по комнатам спать.

Татьяна никак не могла заснуть. Она ворочалась с боку на бок, то прикрывала ухо подушкой, то заматывалась с головой в одеяло – и понимала всю бесполезность своих действий. Потому что вскоре осознала, что больше всего в деревенском доме ее угнетает тишина. Давящая, мертвенная тишина. Птицы, расщебетавшиеся днем, на закате примолкли. Ни шума проезжающих машин, ни музыки, ни грохота лифта, ни даже крика петухов или гавканья собак – только гулкое, всепроникающее безмолвие. Оно кого хочешь может свести с ума!

«Все-таки я исконный городской житель, – думала девушка. – Сельская идиллия мне явно противопоказана».