Белый

Однако она недооценила Хохла – как обычно, впрочем. Он все эти дни ждал, когда же она заговорит с ним о письме Беса, которое успел прочитать, – Марина забыла его на столе в кабинете, а Женька, забредший туда в поисках ее же пачки сигарет, нашел послание и, разумеется, прочел. Подозрительность Хохла в отношении жены всегда зашкаливала за все разумные пределы, а потому он не видел в своем поступке ничего неприличного и недостойного. Он мог, конечно, припереть Марину к стенке и заставить сказать правду, но решил выждать время и проверить, скажет ли она сама.

На самом деле Хохол уже принял кое-какие меры, хоть и опасался гнева жены, который непременно обрушится на его голову, – слишком хорошо он знал эту красивую женщину, чтобы обольщаться на ее счет, – но ему все-таки было важно, чтобы она сама, сама попросила совета или – что еще предпочтительнее – помощи. Но она молчала.

– Мариш, скоро у Грегори уроки закончатся, может, мы его встретим? – схитрил Хохол, и Марина, встрепенувшись, согласно кивнула:

– Да, пожалуй. Мы так давно не были нигде втроем.

– Тогда собирайся.

Когда она вышла из кабинета, Хохол, вздохнув, вынул мобильник и набрал номер. Ему долго не отвечали, но спустя какое-то время в трубке раздался щелчок, и хриплый мужской голос заговорил по-русски:

– Да, братан, чего хотел?

– Здорово, Митрич. Ну что, как там с моим делом-то? Двинулось? – Хохол закурил, присев на край стола и придвинув к себе тяжелую бронзовую пепельницу.

– Двинулось, Жека. Сегодня прямо у школы срисовали мои парни человечка. Неприметный такой человечек, обычный лох-обыватель. Но у моих-то глаз на таких набит. Короче, Гришкин это казачок, я тебе отвечаю. Крутится, осматривается, каждого пацана взглядом щупает. Ты гляди там со своей кралей, как бы чего с мальцом вашим не вышло.

В трубке послышался надсадный кашель, и Хохол, дождавшись паузы, поинтересовался:

– Как здоровье-то, Митрич? Слышу – не ахти?

– Какое там… последние деньки дотягиваю, все легкие уж выплюнул. Потому и взялся помочь тебе по старой памяти, как тогда ты на киче за меня впрягся.

Хохол не любил вспоминать ту историю, когда ему пришлось одному держать оборону против семерых подручных пахана, чтобы не дать им зарезать несправедливо обвиненного в краже камерного «общака» Митрича. С тех пор довольно влиятельный в определенных кругах Митрич считал себя его должником и старался, как мог, отквитать этот долг. Находясь в чужой стране, Хохол был очень ограничен в возможностях, а потому обратился за помощью именно к нему, чтобы никакая информация не просочилась к Бесу. Старик прислал в Бристоль не просто своих людей – он прислал собственных сыновей, и это говорило о том, что он прекрасно понимает, насколько важна Женьке конфиденциальность.

Разговор с Митричем почему-то взбудоражил Хохла. Он решил не брать с собой в школу Марину, а уехать быстро и тихо, пока она красится и одевается. Внутри у него зашевелилось что-то, похожее на огромный кусок льда, и это ощущение он сразу вспомнил – последний раз испытал его в тот день, когда их джип расстреляли на дороге два мотоциклиста и Марина едва не погибла. Собственно, с этого все и закрутилось – именно тот день стал началом новой жизни.

– Нет, поеду один! – решительно проговорил Женька, стараясь как можно тише спускаться по лестнице, и вышел во двор.

«Геленваген» стоял в гараже, Хохол быстро открыл ворота, прыгнул в машину и завел двигатель. Когда полуодетая Марина выглянула на звук мотора из окна спальни, джип уже удалялся вверх по улице.

– Это еще что за финты?! – разозлилась Марина, хватая мобильник и набирая номер Женьки.

Его телефон молчал, что взбесило Коваль еще сильнее. Внезапно ее осенила догадка:

– Черт… а ведь он узнал! Узнал про письмо Беса и про его угрозы! Черт, черт, черт!!! – она в бессильной ярости ударила кулаком в зеркальную дверцу шкафа и разбила ее. Из разрезанной руки хлынула кровь, и вид ее слегка отрезвил разъяренную женщину. Она пошла в ванную, достала из шкафчика перекись и бинт, кое-как остановила кровь и наложила повязку.

– Что мне делать, господи?! Как мне быть, а?! Ведь он сейчас таких дров наломает, что мало не покажется! – простонала Марина, опускаясь на пол в ванной.