- Ну, видишь ли, - сказал Кашка, - каррос - это, собственно, вообще не оружие. Любое оружие разрушает, каррос - нет. Он даже и не сжигает, как думают теппелы. А почему они боятся этого света... Это не так просто. Дан, будем объяснять?
- Давай попробуем, - отозвался Дан.
- Значит так. Очень упрощенно. Пространство пронизано волнами, грубо говоря, разных частот. Каждый человек излучает эти волны - это мысли и чувства. Синхронные излучения, накладываясь, усиливают друг друга. Асинхронные - взаимно уничтожаются. Теперь представь шкалу от тьмы до высшего света. Так вот, каррос усиливает, концентрирует все светлые излучения, исходящие от человека. Так как в излучениях теппелов преобладают отрицательные величины, каррос как бы уничтожает их энергию - энергию разрушения и зла. Это действительно очень неприятно и может быть даже смертельно. Ну, а тебе излучение карроса даже полезно, оно усиливает твою энергию, которая по преимуществу является светлой.
- Но я этого не чувствую, - удивленно сказала Таня. - Впрочем, понятно... Одновременно уничтожается темная часть моей энергии.
- Не думаю, чтобы у тебя было особенно много темной энергии, - улыбнувшись, сказал Дан. - Осталось только уяснить точно, какая часть энергии является темной, какая - светлой.
- Мне кажется, я понимаю это, - задумчиво сказала Таня. - Но только приблизительно...
Дан, поднявшись, собрал посуду.
- Ну, что ж, займемся? - обратился он к Кашке. Тот отправился в комнату и вернулся с книгой в руках. Таня от радости слегка подпрыгнула.
...Зал ресторанчика был полутемным. Только трое музыкантов оставались на эстраде, никто больше не заказывал Очи черные или последний шлягер Комарово. В гулкой тишине раздавались шаги официанток и уборщиц. Несколько запоздавших посетителей доедали ужин.
- Может, пойдем уже? - Женькина подруга, подрабатывающая певицей, Рита, пробравшись на эстраду, вкрадчиво положила руки Женьке на плечи.
- Хочется потащиться, - сказал Женька, - Техника тут классная. Давайте еще Pandy Black, а?
- Без баса? - осведомился гитарист Филя, так же, как и остальные присутствующие, игравший в свободное время в группе Колесо.
- Я сыграю бас, - сказал Вик, расчехляя оставленную басистом гитару. Рита удивленно вытащила на него глаза.
- Ты и на басу играешь?
- Кто ж на басу не играет? - лениво сказал Виктор, подключая провод. Женька только вздохнул, глядя на него с завистью. Сам он музыкантом не был, играл только на ударной установке - самоучкой. Зато он писал классные тексты для Колеса, такие тексты, что друзья вполне отдавали ему должное и без музыкального образования. На работу в ресторан ему удалось устроиться по протекции Виктора.
Рита сбежала в зал и уселась у пустого столика. Ван, ту, фри, - сказал Филя, и музыка началась. Любимый Роллинг стоунз загремел в пустом зале, Филя несколько гнусаво, но с чувством орал в микрофон английский текст... Это было здорово! Не удержавшись, ощущая бешеные волны энергии, бьющие в сердце, Рита вскочила, заплясала на месте, легко двигая длинными стройными ножками под кожаной мини-юбкой. Посетители восприняли новую музыку безмолвно. Женька самозабвенно колотил палочками, взмокши от напряжения, а когда песня кончилась, вздохнул блаженно:
- Кайф!
- Давайте еще что-нибудь, - предложил Виктор. - Пока нас не поперли.
- Некролог, - сказал Филя.
- У нас же завтра репетиция, - заметил Женька.
- Ну и что, можно и сыграть, - возразил Виктор, и они заиграли Женькину песню.
Обломали весь кайф и размазали по стенке, вы все
Разбежались кто куда...
Некролог. По обломанному кайфу некролог.
По обломанному кайфу, да...
- Целый концерт у вас получается, - заметила Рита. - Ну тогда уж сыграйте еще эту... про город. -- По заявкам слушателей, - объявил Филя в микрофон, и они начали новую песню группы Колесо.
Этот город в ауте, ему двести лет,
И в нем еще ни разу не сменялась власть,
И некрасивым девушкам не мил белый свет,
И в пустых квартирах больше нечего красть.
Каждый как умеет, так и живет,
Этот город катится, охваченный сном,
Куда он катится, никто не поймет,
Все думают о разном, и молчат об одном...
...В это время семь свечей горели на кухонном столе, и три головы тесно сблизились над книгой. Свечной свет отражался в глазах, или это в глубине их посверкивал собственный огонь. Баярд по обыкновению лежал - голова на лапах, лишь временами вытягивая длинную благородную морду, как бы принюхиваясь. Тогда глаза собаки, отражая свет, начинали светиться страшноватыми холодными зелеными фонарями. Испустив глубокий пуделиный вздох, пес снова клал голову на мохнатые лапы и дремал, привалившись боком к ноге хозяина. На улице бушевал осенний поздний ураган, в кухне было тепло и прекрасно. И Таня читала негромким взволнованным голосом:
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю.
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы...