Вот в Туле, например, кто-то утянул из музейных фондов побрякушки, которым семь тысяч лет насчитывалось, ценой в сотни тысяч. Коля Молекула прикупил эти экспонаты гамузом по двадцать баксов за штуку. Потом он горько раскаивался перед ментами: ребята, вы что, разве я мог подумать, что товарищ Ивлев, ответственный в горисполкоме за историческое наследие, торговал мне что-то другое, кроме сережек своей покойной бабушки? Какие миллионы зелени, если заведующий нашим наследием давно уценку произвел? Никаких «в особо крупных», это раньше все дорого стоило, а на свободном рынке конкуренция посбивала цены до упора. Ивлев знает, что делает. Это раньше было народное достояние и товарищи, а теперь — фуфло дешевое и господа. Мне дальше косить или как?
Менты вряд ли Молекуле поверили, оттого что знали: эти господа-товарищи до многого способны, они страной лихо торгуют, только вот Ивлеву не выпала шара до высших эшелонов власти добраться, потому он и промышлял в меру скромных возможностей. Как по своей части, так и ментовской.
Руслан Питерский тоже ментам помог. Как они без его помощи спустя пять лет сумели бы самым неожиданным образом найти сумку с похищенными царскими бебехами в багажнике автомобиля водилы Соломы — ума не приложу. Вернул бы мне деньги за грязный товар, тогда эту сумку нашли бы в каком-то другом месте. Лишь бы рядом с тем местом не крутились всякие-разные Петры Ивановичи. Верно, оппонент по методам в бизнесе, бывший шеф так называемый?
Своего Петровича, уверен, если потребуется, вы легко сдержите. А то, понимаете, владельца одной из парижских антикварных галерей Бабаджаняна до сих пор никак найти не могут. Вышел из гостиницы «Советская», сел в черную «Волгу» — и бездарный отщепенец, пардон, теперь уже великий танцовщик Муриев враз одного из самых лучших поставщиков лишился. Муриев умер, Бабаджанян до сих пор где-то прячется, а мне почему-то приходит на ум крылатая фраза: «Нет трупа — нет преступления».
Потом, правда, всплыло его имя, когда актрису Федотову из «зауэра» застрелили. За три дня до отъезда к постоянному месту жительства на историческую родину в Нью-Йорк. И кто это постарался? К тому же покойная незадолго до гибели великому танцовщику в услугах по дальнейшей доставке предметов старины отказала. Сама артистка с ее-то доходами и знаниями по части антиквариата больше чем на чемоданщицу не тянула. Не то что ее подруга Марианна, которая за день до гибели Федотовой насовсем в Израиль отбыла, хотя фамилия ее родного братца, который в вашей системе пахал, была вовсе не Гершкович. Тут-то кто-то о Бабаджаняне почему-то вспомнил, но… Причуды у этих миллионеров, может, Бабаджанян спрятался, пластическую операцию сделал и проникся идеей строительства самого справедливого на земле общества, плюнул на свою галерею с гниющим капитализмом и в колхозе «Красный Октябрь» стал пахать вперед к победе коммунизма, кто его знает?
Еще бы, столько мутной воды пронеслось в реке, текущей у дремучего леса. И чего я все это вспомнил? Так, на всякий случай. Оттого что понимаю: наша очередная встреча с Петровичем неизбежна. Однако до того у меня состоится еще одна, та самая, которую он запланировал заранее. С донельзя болезненным, ограбленным и потерявшим свое лицо Арлекино.
38
За окном уже начинало сереть; я решил, что несколько часов отдыха вполне заслужены, однако невзначай помянутый Гершкович явно не разделял подобных рассуждений. Котя вкатился в мой кабинет и, не снимая кашемирового пальто, рухнул на диван.
— Господин Гершкович, вы норовите занять чужое место в этой жизни, — приветствую раннего гостя.
— Как ты себя имеешь? — достойно прореагировал на мои слова генеральный директор фирмы «Олимп».
— Уже гораздо лучше, — успокаиваю приятеля, взявшего на себя профсоюзные функции. — Так что пока гроб можешь не заказывать.
— Слушай сюда, — почему-то не обрадовался такой экономии Котя, — ты стал сильно рисковать.
— То есть? Чего тебе нужно, мой иск к энергетикам и водопроводчикам завернут, следовательно, они меня убирать не станут. Может, ты имеешь в виду конкурентов по поводу говно- и ценообразования?
— Слушай, я понимаю… Тебя, если к стенке поставят, так ты тоже будешь скалить зубы. Но мой исполнительный директор… Короче, тебе грозит серьезная опасность, не те игрушки, какие ты выруливал в прошлый раз. Ты хоть знаешь, как тебя называют в городе?
— Интересно…
— Ему интересно. Обмороженный — вот как тебя называют, — чуть ли не вскипел, подобно кофейнику, Котя.
— Так кто после этого сильно удивится, если тебя найдут?
— Котя, ты же не Гриня, откуда такие выражения? Кстати, не обмороженный, а отморозок. Пусть так. Я вправду живу не по бандитским понятиям и воровским правилам, а по справедливости. Потому и стал под закон с другой стороны. Отморозок, говоришь? Будем считать — это комплимент.
— Этот комплимент тебя до кадухиса доведет! Или я не прав, если от тебя каждый может ожидать таких выбрыков, что та Садома покажется благодатью Божьей…
— Ты чего, курватура лысая, распрыгался? — стремлюсь доказать насколько мой гость прав в своих подозрениях.