Белый ворон

— То есть, то есть, — моя недогадливость привела юбиляра в состояние легкого раздражения. — Я в свою метрику смотрел. Там ты и мама. А у нее даже прабабушки пишутся.

— А так это кошка? — наконец-то догадался я.

— Ты что, тупой? Конечно. Ее тетя Света принесла. Такое имя, я не выговорю. Педрило будет с ней гулять. А потом тетя Света мне даст котика. Или сто баксов.

— За сто баксов сам с ней гулять можешь.

— Папуля, они же не просто гуляют, а трахаются, — просветил меня сынок и угнал наверх.

Выйдя из дому, я понял — вот где деньги зарыты. Завести, что ли, сто кошек, это какие же урожаи зелени можно собирать. Ну, Педрило, альфонс паршивый, за сто долларов трахается. А у нас почему-то все наоборот, мужики за дам платят. На черта эта тетя Света, корова жирная, сюда свою кошку притаскала? Да за сто баксов трахнуть ее кошку стояла бы очередь мужиков без хвостов. Кругом один разврат, ума не приложу, как при таком окружении сохраняю душевную чистоту и супружескую верность.

Эту самую верность мне удалось сохранять еще целых двадцать минут. Осень выдалась на удивление теплой; розы как назло распускались ежедневно, и Федя тут же от души угостил меня свежезалепленным вареньем из их лепестков с крепким чаем, настоянным на мелко нарубленных малиновых ветках.

Вместе с нами за столом чаевничала его внучка, ставшая студенткой исключительно благодаря воинским подвигам деда за моим забором. Передав садовнику просьбу жены, я налил себе вторую чашку чая и спокойно рассматривал изображение молодого Феди, висящее в рамочке на стене, с головы до сапог в орденах и медалях.

Когда садовник услышал имя моей жены, он встрепенулся, словно под его окном заявился израненный трубач и заорал: «Инвалиды и убогие, ветераны и пенсионеры, все бойцы побиты, айда на борьбу с буржуинами!»

— Сейчас сберу, — выскочил из-за стола героический защитник несуществующей страны. — Ты здеся сиди, я по-быстрому. Десять минут!

— Поспешность нужна при ловле… — начал я, однако Федя по-боевому рявкнул:

— Соплив еще отцов учить. Сиди здеся, я тебе категорически говорю. Ирка, дай ему варенья!

Стоило садовнику выскочить за дверь, как я неожиданно для самого себя спросил у его внучки:

— Ира, ты мне дашь?

В то время, когда я поступал ее в институт, Ира, помнится, смотрела на меня, словно я был не кем-нибудь, а старшим сержантом или даже ротным командиром ее доблестного деда. Однако сейчас девушка предельно откровенно поведала мне почти по-пушкински:

— Всем давать — поломается кровать.

Не люблю, когда из слов собеседника можно сделать двоякий вывод. Потому и пробормотал:

— Нам кровать без особой надобности.

С той стороны, где несмотря на прохладную погоду, продолжали тянуться к неласковому солнцу цветы наверняка открылась ничего не значащая картина — мы с Ирой у распахнутого окна. Дед доблестно трудился, что-то бормоча под нос, и осматривал каждый цветок с таким чекистским подозрением, словно любая из роз могла оказаться диверсанткой, засланной на его огород для порчей и вредительства. Действуй в том же духе, Федя, подумаешь, десять минут, Наполеон гораздо быстрее управлялся, мне есть с кого брать пример. Давай, дедуля, внучка тоже уже дает. Время пошло!

Ира перегнулась через подоконник, я пристроился сзади нее, однако, в отличие от девушки, зорко следящей за действиями деда, старался резко не вмешиваться в трудовой процесс. Внучка садовника наглядно доказывала — трудовая отдача молодежи достойна славных дел не только отцов, но и более старшего поколения.

— Дедушка… — срывающимся голосом проповедовала Ира, обращаясь в сторону спины передвигающегося на корточках ветерана. — Левее… Еще чуть-чуть. Давай… Еще… Хорошо…

— Не учи ученого, — отозвался Федя. — Чевой хорошего ты здеся углядела? Слева, говоришь? Рановато, опосля сберу.

— В самый раз… — не согласилась с родственником Ира. — Ну давай посильнее…

— Где я тебе ее возьму? Стебель у всех слабоват, погода все-таки.

Федя развернулся и взглянул на любимую внучку, нежно смотрящую на него. Ира положила подбородок на ладони, упершись локтями в подоконник, однако, в отличие от верхней части туловища, его нижняя половина, скрытая стеной дома, работала с изумительной частотой. Мне даже не нужно было шевелиться, а потому я, попыхивая сигаретой, веско дал ценное указание садовнику:

— Ты кончай это дело, а то простудишься.

— Погоди, — явно разделял мысли внучки Федя, — еще маленько осталось. Пару чайных — и все.

Федя окончательно выполнил просьбу жены, когда мы с Иришкой решили выпить по чашечке чая.

— Отличное варенье, — заметил я. — Сама делала?

Ира с блестящими исключительно от похвалы глазами молча кивнула головой.

— В институте как? — интересуюсь разницей между средним и высшим образованием и с ходу пытаюсь разобраться без студенческих подсказок. — Стипендию наверняка не платят.

— Второй месяц… — пожаловалась Ира.

Девушка хотела что-то добавить, но в это время на пороге комнаты появился ее родственник.

— Смотри какие, — потряс цветами под моим носом садовник и гаркнул: — Кончай здеся курить! Ирка, окно закрой! Холод напускаешь!