Белый вор (СИ)

         Странник сидел на краю причала спиной к городу, лицом к морю. Место он выбрал открытое. Вдоль берега вьюга задувала ещё сильнее.

         Надежда поёжилась. Невольно она оглянулась. Никого.

         Смеркалось. Барашки тёмных волн у горизонта серели, мешались с мраком надвигающейся ночи.

         Странник неотрывно смотрел вдаль, будто пытаясь различить нечто, доступное исключительно пристальному вниманию. На нем была спортивная куртка и круглая шапочка. На ногах – коньки. Последняя деталь немало удивила Надежду. Насторожила. Сделала неприятно чужим.

         Снег под ногой Надежды скрипнул, и Странник обернулся. Губы его раздвинулись в улыбке. Рука взмахнула в воздухе, стараясь подцепить случайную снежинку.

         Надежда не ответила на улыбку. Она присела рядом на корточки у рюкзака. Кивнула на коньки:

- Спортом решил заняться?

         Фраза была ненавязчивая, но произносилась тоном скрытого нерасположения. Так происходит с людьми, которым говорить нечего.

         Странник указал вперёд на заснеженную косу, отчётливо видную среди тёмных волн:

- На Азове влажный снег. Не такой  в Сибири. Там – жёсткий, непротивный, нерасслабляющий.

         Племянница не поддерживала разговор. Странник ещё пытался пойти ей навстречу. Он ответил про коньки:

- Нынешняя зима – холодная. Морозы добрались и до Ейска. Кромка моря у берега замёрзла. И я пробежался. Туристом скоренько посмотрел порт и косу.

         Странник попытался рассмеяться. Во мраке и тишине, нарушаемой перепевом раскачиваемых ветром проводов и шумом редких машин, его смех прозвучал, как треск хвороста, ломаемого для костра.

         И тогда Надежда задала ему вопрос, который, если не изустно, то в душе, задавали ему последние год – два все родственники:

- Сергей, когда ты оставишь меня в покое.

         Странник понял: ему не переломить общение. И он механически задал «добрые» вопросы:

- Я думал, ты с Гришей придёшь?

- Грише нельзя на ветру.

- Слабый?

         Метель задувала  под подол. Морозила незащищённые тёплыми дорогими сапогами бёдра. Племянница выходила из себя:

- Ты помнишь, сколько Грише лет?! Он – младенец.

- Мой сын…

- Он – сын Якова Андреевича.

- Ух – ты! – Странник вскочил. Схватил Надежду за запястье, попробовал привлечь к себе. Она сопротивлялась, упираясь ногами, отставляя таз. Отворачивала лицо от горячего дыхания.

         Странник рвался к ней, не собираясь целовать.

- Пусти! Я уйду!

- Зачем пришла, если уйдёшь?

- Ты человек или кто? Рукав оторвёшь!

         Мужчина и женщина напряжённо смотрели друг на друга. Чем дольше длились мгновения, тем меньше оставалось желания у одного и терпения у другой.

         Лицо Надежды дрожало в гневе. Её и Странника разделял сантиметр. Глаза в глаза.

- Я пришла сказать… просить, чтобы ты ушёл навсегда.

- Когда-то ты меня любила…

- Никогда… Это была ошибка. Короткое увлечение… Пусти, мне больно.

         Странник отпустил племянницу. Они стояли, тяжело дыша. Странник тылом кисти провёл по своему разгорячённому лицу:

- А Гриша?

- Оставь его в покое.

         Теперь вспылил он:

- Вы все не в покое меня просите меня оставить. Я вас и так не трогаю. Вас задевает моя новая жизнь.

- Ты стал другим человеком.

- Вас задевает само моё существование.

- Верно.

         Спортивный мужчина на коньках и молодая женщина в норковой шубе до пят – картина показалась бы смешной, если бы не смысл происходящего.

         Странник перевёл дух:

- Я увижу Гришу?

- Нет… Я постараюсь, чтобы никогда… Ему не нужен такой отец.

- Я добьюсь через суд.

- Не ёрничай!.. ;У здания суда тебя и повяжут.

         Странник шёл на принцип. Сейчас ему казалось, что ему нужен сын до безумия. Он ругал себя за холодность. Надо было в Магадане добиваться общения с сыном. Выкрасть его, наконец… Тогда отвлекли братские тёрки и Лида.

         У Странника оставался шанс, но не было времени. С погашенными фарами подкрадывались мусорские машины.

                                                                29

                                                        ФИГУРИСТ

         Оставив Надю, Странник закинул за плечи рюкзак и быстро покатился по застывшему прибою к косе. Там было больше заброшенных причалов и верфей, следовательно – легче укрыться.

         Он не отстреливался. Размашистым маятником ходили руки. Ноги приседали, выпрямлялись.  Скрежет коньков потонул в шуме ветра. Пурга и мгла окутали ускользавшую фигуру.

         Надежда бросилась к мужу. Он, не спрашивал, как она оказалась на причале. Об отъезде жены доложила следившая за ней няня, остальное стало делом техники.

         Яков Андреевич потребовал, чтобы Надежда села в ближайшую машину. Она послушалась, пытаясь убедить себя, что тоже заинтересована в ликвидации Странника.

         На глаза набегали слёзы. Надежда молила: пусть Странника просто поймают. Но тогда муж не успокоится. Всё начнётся снова, прежде - разрывающие душу домашние сцены.

         Полыхнули выстрелы: один, второй, третий… Яков Андреевич пытался руководить операцией. И без него хватало начальников. В темноте вспыхивали выстрелы. Матерная брань вылетала из свиста ветра.

         Водитель, сидевший рядом с Надей в «волге», был уверен, что Странника не поймают. Чересчур долго он возил местное правоохранительное начальство. Лучшее дело погубят взаимоисключающими приказаниями.