Белый танец

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Думаю, будет правильным решением, если на поруки её возьмёт сам Володя. Пусть комсорг займётся ею и своим примером покажет Татьяне, к чему она должна стремиться…

Она ещё что-то говорила, но от неожиданного этого поворота у меня так заколотилось сердце, что кроме собственного пульса я ничего не слышал. Сам не понял, почему так разволновался. Не в первый раз ведь прохожу через эти душеспасительные мероприятия, которые, уж будем честны, обычная формальность. Благие дела для галочки.

Потом осознал – я просто не хочу. Не хочу брать её на поруки, не хочу нести за неё ответственность, пусть даже формальную. Потому что мне рядом с ней и просто находиться не по себе. Я и разговариваю-то с ней через силу. Почему – не знаю, но вот так оно есть, и с этим я поделать ничего не могу.

Однако всего этого ведь не скажешь никому, ни одноклассникам, ни Раечке, ни Эльвире Демьяновне. Потому мне только и оставалось, что стоять безмолвным дубом, пока директриса не закончила свою речь и не ушла наконец. Какой чёрт её вообще принёс?

Я даже на плавание с расстройства не пошёл, сразу домой.

Глава 12. Володя

Ещё издали я заприметил в скверике перед домом весёлую компанию. Горстку парней, человек шесть. Трое сидели на спинке скамьи, взобравшись с ногами на сиденье. Ещё трое – стояли напротив. Они оживлённо о чём-то болтали, курили, хохотали.

Честно говоря, ничего дурного я не заподозрил. Даже мысли не возникло. Даже когда один из них, заметив меня, развернулся, а остальные тотчас замолкли и тоже уставились в мою сторону. Я просто шёл, погружённый в свои думы, а всё прочее казалось просто фоном. И не сразу сообразил, когда меня окликнули:

– Эй, комсомолец, дай закурить.

Я сообщил, что не курю, с недоумением глядя на дымящуюся сигарету в руке парня. Да плевать, подумал. Хотел пройти мимо, но тот, с сигаретой, преградил дорогу.

– Куда так спешишь? Домой? К мамочке? Подождёт мамочка.

Для убедительности он сжал моё плечо.

– Руку убери, – спокойно сказал я.

Хотя тогда уже понял, что потасовки не избежать.

– Да ты борзый! Ты как с взрослыми дяденьками разговариваешь, комсомолец? Тебя вежливости не учили?

У парня было плоское как блин лицо и кривой нос, видимо, ломали. Остальных я не разглядел, они в разговор особо не встревали, просто посмеивались над словами своего дружка.

– Руку уберите, пожалуйста, дяденька, – с притворной учтивостью попросил я.

– Видали? – кривоносый, ухмыляясь, повернулся к своим. – Он ещё и дерзит со старшими. Выпендривается.

Те что-то гаркнули в ответ, а в следующую секунду кривоносый вдруг резко повернулся ко мне и ударил кулаком в лицо.

Я хоть и не ожидал, что всё случится так быстро, но сработали рефлексы: успел откинуть голову назад и чуть вбок, ну и получил в челюсть, к счастью – вскользь.

Драться мне давно не приходилось, лет, наверное, с семи – отец запрещал.

Приёмов я не знал, боевого опыта, понятно, никакого, одни лишь инстинкты, ну и физическая подготовка, конечно, тоже. Не за просто так ведь имею значок отличника ГТО.

Сцепились мы с этим дядей крепко. И ещё большой вопрос, кому бы из нас досталось больше, если бы кто-то из его дружков не подбил меня сзади, ударив по ногам… не знаю чем, но по ощущениям – ломиком.

Я тут же рухнул как подкошенный на замёрзшую землю. Два или три раза кривоносый здорово саданул меня в живот ногой, а потом вдруг замер и сказал своим:

– Уходим!

Вся компания резко сорвалась с места, и в считанные секунды двор опустел. А спустя минуту ко мне подошла наша домработница, тётя Вера.

Она, наверное, их и спугнула. Вовремя же она вышла из подъезда.

– Можешь встать? Помочь? – спросила.

– Сам, – буркнул я, поднимаясь с земли.

– За что они тебя?

Вот и я хотел бы знать, за что. Вместо ответа дёрнул неопределённо плечом и поковылял к дому.

Явился расписным красавчиком: всклокоченный, грязный, с разбитой губой. Мама, увидав меня, сама чуть в обморок не грохнулась. Потом всё порывалась звонить отцу, чтобы разобрался.

С трудом упросил её не делать этого. Но вечером она всё же доложила ему, и тот прицепился: кто такие, за что, почему. Еле убедил папу, что понятия не имею.

– Шпана эта… Ничего, Володька, я выясню, кто это. И уж им не поздоровится.

Но как водится, нет худа без добра. На следующий день, в субботу, отец дозволил мне остаться дома, подлечивать раны. Негоже ведь красе и гордости комсомола являться в школу с потрёпанной физией.

Что странно, наша Лепорелла* – утром отец специально задержался, ждал её, чтобы расспросить, – совершенно твёрдо заявила, что ничего не видела. То есть меня, распластанного в луже, видела, а всё, что происходило до – нет, не видела.

Почему-то я был уверен в обратном. И сейчас показалось, что она врёт. Но раздумывать над этим я не стал. Может, не хочет человек вмешиваться во все эти дрязги и разборки. А, может, они были знакомы и ей пригрозили. В общем, этак нафантазировать много чего можно.