Белый Шанхай

В магазинах тоже не платили денег, достаточно было дать визитную карточку отеля и расписаться. Приказчики в длинных серых халатах валили на прилавок рулоны шелка, надрезали невесомую ткань и дальше разрывали руками.

– Bye-bye makee pay. My send chit.[11]

За обедом Лабуда все смотрел на нарядную Нину, на свое отражение в зеркальной стене – пиджак, сорочка, галстук. Волосы подстрижены и смазаны бриолином. Он не верил своим глазам.

Нина вынула из сумки серебряный портсигар и положила перед ним:

– Это вам.

– Зачем? Я не умею курить.

– Богатство – это возможность покупать ненужные вещи.

Нине было смешно. Она таскала за собой Иржи и хвасталась Шанхаем, будто это был ее город.

– А наши-то все сидят на кораблях, – сказала она, поднявшись в номер.

Иржи онемел и оглох от Шанхая, Нина – опьянела. В раю на каникулах.

Залезть в постель, как в нору, читать меню, изнемогать от чистоты и свежести. Иржи тихонько поскребся в дверь. В шелковом халате с пояском он выглядел как курортник.

– Нина, я ненарочно тревожу вас. Но сомнения такие неприятные… Из какого места мы возьмем денег, чтобы расплатиться? – Он показал глазами на покупки.

Нина пожала плечами:

– Напечатаю в газетах объявления: «Поговорю об умном с умными людьми. Сто долларов в час». Это лучшее из удовольствий.

– В Японии таких женщин называют «гэй-ся», гейша. Им два доллара дают.

Глава 6

1

– Опять опоздала, – проворчал кассир, когда Ада протянула ему танцевальные билеты за прошлую ночь. – Марта сказала: если будешь приходить позже семи, билеты на деньги не менять.

Такси-гёрл толпились в прокуренной гримерке – наряжались, подвивали челки. Черноглазая Бэтти – красивая и буйная – распахнула дверь:

– Управляющий велел гардеробщику убирать под замок мое пальто, чтобы я не убегала раньше времени с «золотыми жилами».

Ей посочувствовали:

– Да, негативно…

У девушек в «Гаване» был свой диалект английского языка. Богачей называли «золотыми жилами», а их партнерш – «старательницами». Скучный мужчина, не умеющий танцевать, – это «огурец»; мужчина без средств – «ложная тревога». «Слесарь» – тот, кто подкладывает в карман железки (чтобы они звенели и все думали, что у него много серебра). Самые лучшие – красавцы «ящеры»: молодые, наглые, белозубые. У них всегда есть доллары, но деньги для них – пыль.

Бэтти никак не могла разобраться, кто она – такси-гёрл или проститутка. И танцы, и любовь обожала.

Красное платье с бахромой. Алые губы. Ни стыда ни совести.

Ада наблюдала за ней украдкой, восхищалась, но не подходила. Бэтти как-то вырвала у нее папиросу: «Брось каку! Мала еще!» А сама говорила, что курение – лучшее средство от ангины.

В гримерку сунулся управляющий – без стука. Девушки завизжали, прикрываясь.

– Эй ты, русская, тебя хозяйка зовет, – бросил он равнодушно.

Марта сидела наверху, в маленьком кабинете. Все стены увешаны фарфоровыми тарелками с видами городов: Париж, Вена, Флоренция, – Марта их собирала.

– Садись, – сказала она, показывая Аде на старинное, обитое парчой кресло. – Из муниципалитета опять прислали бумагу: хотят, чтобы я представила списки работающих в заведении. Как твое полное имя и адрес?

Ада назвала.

– Национальность?

– Я американка.

Ада три раза ходила в консульство, но злой морской пехотинец не пустил ее:

– Паспорт есть? Нет? Ну и проваливай!

– Но у меня папа из Техаса! И тетя Клэр!

– Проваливай!

В графе «национальность» Марта написала «русская».

– Замужем? Напишем «да».

– Мы с Климом просто снимаем комнату на двоих!

– Не имеет значения. Иди работай.

Ада медленно побрела вниз по лестнице.

Клим не думал о ней, не считал ее женщиной. Он вставал рано, несколько раз отжимался – крест на тонкой цепочке тихонько звякал о дощатый пол.

– Ада, в Сюйцзяхуэй есть детский дом – там живут русские девочки… Хочешь туда?

Убила бы!

– В детдоме тебя хоть вышивать научат. А в «Гаване» ты каждый день пьешь и табачищем дышишь.

– Сами меня туда привели.

Он надевал куртку и уходил. Куда – неизвестно.

Другие взрослые в другой жизни видели в Аде сокровище.

– Это необыкновенный ребенок, – говорила бабушка. – В четыре года читала, в пять – стихи писала и по-русски, и по-английски. Да еще красавица! Одна коса чего стоит – загляденье!

Бэтти сказала, что Ада должна отрезать косу и сделать себе модную «волну».

– А то выглядишь как китайская прачка.

Ни Бэтти, ни Марте, ни Климу не было дела до ее талантов. Ада чувствовала себя золотом под ногами слепых.

2

Под утро нагрянули португальские моряки: выпили вина, потанцевали. Ада заработала шестнадцать билетов, и все с одним парнем. У него были страшные, точно гнилые, ногти. Аду в дрожь бросало, когда он касался ее: «Какая-нибудь болезнь – вдруг пристанет?»

Посетители ушли. Официанты ставили на столы перевернутые стулья. Растрепавшаяся Бэтти спустилась в залу, кинула ключи от номера управляющему:

– Теперь доволен?

Иногда она так делала – забирала какого-нибудь «ящера» наверх и доводила его до бессилия. Стоило это очень дорого.

Бэтти подошла к Марио – единственному платному танцору в «Гаване»:

– Покружи меня.