Шанхай был залит утренним солнцем. Звенели трамваи, ревели клаксоны, стучали подковы лошадей; от уличного гама у Нины гудело в ушах.
Внезапно она заметила девушку-китаянку, которая шла странной вывороченной походкой. Потом ещё одну, и ещё… Бог ты мой, у всех у них вместо ступней были крошечные копытца, обутые в вышитые башмачки!
Нина долго думала, как правильно составить фразу по-английски, и, когда рикша остановился на перекрестке, спросила:
– Что случилось с этими женщинами? Почему у них такие маленькие ступни?
– В Китае девочкам бинтуют ноги, – отозвался рикша, утирая пот. – Нельзя, чтобы ступни росли, это некрасиво.
– Да как же «некрасиво»?! – возмутилась Нина. – Ведь ваши женщины не могут ходить по-нормальному! А бегать – тем более!
– Не надо бегать. А то жены будут от мужей сбегать.
Нина нахмурилась, вспомнив о Климе. Она собиралась поселиться в лучшей гостинице в Шанхае, а он так и остался на вонючем прогнившем корабле.
Ладно, что сделано, то сделано. Главное – самой не трусить и вести себя королевой.
Швейцар, стоявший у дверей «Астор-Хауса», крайне изумился при виде потрепанных белых господ.
– Скажите ему, что мы вернулись с охоты, – велела Нина Иржи.
Тот покосился на её истертые пуанты:
– О, да… с лебединого озера.
Помявшись, швейцар всё-таки пустил их в ярко освещённый вестибюль.
– Я уже забыла, что такое бывает! – выдохнула Нина, оглядывая мраморные полы и величественные люстры.
Не обращая внимание на онемевших носильщиков, она подошла к стойке портье.
– Вы говорите по-французски? Нам нужен номер на двоих. На месяц.
Тот растерянно хлопал глазами.
– Но это будет стоить сто пятьдесят долларов, и вы, наверное, не в состоянии…
– Вы хотите задаток?
Нина вытащила из кармана деньги, и портье окончательно растерялся.
– Нет-нет, мадам, задаток не нужен; в Шанхае все расплачиваются расписками. Мы выставим счет позже. А вы, простите, откуда прибыли?
– Из Лукоморья, – с достоинством отозвалась Нина. – Слышали про такую страну?
– Да, конечно… Приятного отдыха! Надеюсь, вам у нас понравится.
– А паспортов так и не спросили, – недоуменно проговорил Лабуда, когда они вошли в лифт.
– Белая кожа – вот наш паспорт, – сказала Нина. – Мне Клим говорил, что тут даже кредит дают под честное слово белого человека. Но, боюсь, все это скоро закончится.
Окна с витражами, ковры на полу, стены, обшитые красным деревом… Коридорный повел Нину и Иржи по галерее, обрамляющей внутренний двор. Внизу, под громадной стеклянной крышей, стояли столы с белыми скатертями и играл оркестр.
Нина остановилась, чтобы посмотреть на танцующие пары. Ого! Половина дам была с короткими прическами, а пояса на их платьях были завязаны не на талии, а на бедрах.
– Что это за музыка? – спросила Нина у Иржи.
Тот покачал головой.
– Не знаю. Я раньше такой не слышал.
– А ещё артист! – развеселилась она. – Эх, мы с вами безнадежно отстали от жизни!
Коридорный сказал, что музыка называется «джаз», а внизу ежедневно проходят «тиффины» – завтраки с коктейлями и танцами.
Он открыл замок на одной из полированных дверей:
– Месье, мадам, прошу!
В номере было слегка прохладно и пахло лавандовым мылом. Кинув шляпу на аккуратно застеленную кровать, Нина раздернула занавески на окне и расхохоталась:
– Иржи, я люблю этот город!
4
Приняв ванну и позавтракав, они отправились за покупками.
Нину потрясли современность, богатство и деловитость Шанхая. По Нанкин-роуд гуляла нарядная публика, а в гигантских витринах красовались манекены в умопомрачительных платьях. Деревья были подстрижены, на тротуарах стояли урны, а на перекрестках размахивали жезлами молодцеватые регулировщики движения.
Это был европейский город – если не считать вывесок с иероглифами, рикш и прохожих, тащивших то уток в клетках, то связки капусты на бамбуковых коромыслах.
Теперь Нине было странно, что она так боялась эмиграции. Чего она забыла в несчастной, ободранной России? Шанхай – вот город, в котором стоило поселиться!
Пока они с Иржи бродили по универмагу «Винг Он», Нине одновременно хотелось смеяться и плакать от счастья. Подумать только, ещё вчера у нее не было нитки, чтобы пришить пуговицу, а сегодня она держала в руках американские фотокамеры, японские фарфоровые чашки, сумочки из английской кожи, золоченые самопишущие перья… Все было доступно без очереди и по смешным ценам.
Приказчики в длинных серых халатах валили на прилавки рулоны шелка, надрезали невесомую ткань и дальше разрывали руками.
– Потом заплатите. Я пришлю счет.
Оказалось, что и в магазинах никто не платил вперед: достаточно было дать визитную карточку отеля и расписаться.
– Я больше не могу… Иржи, разбудите меня! – шептала потрясенная Нина. Но Лабуда тоже онемел и оглох от Шанхая.
В уютно обставленных мастерских китайские портные принимали заказы на пошив платьев. У скорняков в витринах висели смешные объявления: «Сделаю манто из своей или вашей шкуры».
На верхних этажах универмага – кинотеатр, пекинская опера и рестораны; на крыше – зимний сад. В «Винг Он» можно было зайти и пропасть там на целый день.