Белый Шанхай

Я решил, что пробуду в Кантоне еще пару недель и в конце октября попробую вернуться в Шанхай и забрать Нину и Китти. Куда мы поедем, я не знаю. Мировая война породила невиданное переселение народов и, как следствие, ужесточение визовых режимов, так что в других странах нас не примут. Мы осели в Китае только потому, что пекинское правительство не имеет ни сил, ни времени заниматься проблемой иммигрантов.

Денег в обрез, и я очень благодарен Назару за то, что он поселил меня в своей комнате. Я спросил, как мне его отблагодарить, и он сказал, что самый лучший подарок — это совместная революционная борьба.

Мне пришлось написать очерк о волнениях в Кантоне и отнести его в «Народную трибуну». Там меня долго хвалили и даже выдали награду — третий том из собрания сочинений Ленина.

— Это прекрасно, что вы можете писать по-английски! — сказала мне редактор, милая американская девушка, влюбленная в социализм. — Давайте вы каждую неделю будете писать о прошедших в городе митингах и демонстрациях?

Если бы мне пообещали гонорар, то я, может, и согласился бы, но стараться ради еще одной книги Ленина я не готов. Мне и одной вполне хватило: она немного мягче фарфорового кирпича и служит мне вместо подушки.

5

Советские работники в Кантоне называют себя «Южно-китайская группа» и живут трудной, духовной и замкнутой жизнью воинствующих монахов — с той лишь разницей, что советское государство платит им жалованье и позволяет заводить семьи.

Я с любопытством приглядываюсь к своим соседям по общежитию.

Они молоды и горячо преданы революции. Многие привезли с собой жен: часть из них служит стенографистками и переводчицами, часть занимается столовкой, кружковой работой и стенгазетой.

На Западе считается, что большевики — это материалисты. Какое там! Их жизнь подчинена строгой обрядовости — с песнями, проповедями и праздничными ритуалами, а любые вопросы решаются с помощью цитат из священных книг: «ветхого завета» от Карла Маркса и «нового завета» от Владимира Ленина.

Мои соседи — неплохие ребята и с ними вполне можно ладить, но как только речь заходит о борьбе, они превращаются в суровых крестоносцев, которые не испытывают никакой жалости по отношению к еретикам.

Если средневековые фанатики во всем видели козни дьявола, то большевикам то и дело мерещатся «паутины заговоров против СССР». Роль Сатаны у них исполняет жирный господин в цилиндре и монокле — вездесущий и зловредный Империализм. У него есть прислужники, в том числе эмигранты, «изменнически перешедшие в лагерь врагов прогрессивного человечества». Злые силы мечтают всех поработить, и, если бы не спаситель-Ленин, мир давно бы погрузился во тьму.

На первом этаже нашего общежития висит довольно любопытная карта мира. СССР на ней обозначен красным цветом, а Москва — звездой, от которой расходятся яркие лучи. Все остальные страны изображены черным. Когда-то точно так рисовали географические карты со священным центром в Иерусалиме и землями «поганых» на окраинах.

Забавно, что большевики называют «революционным сознанием» крайний консерватизм и приспособленчество к мнению начальства, а «реакцией» — малейшее отклонение от догмы. Истина уже установлена и ничего нового искать не нужно — достаточно толковать «священное писание». За любые крамольные помыслы еретик должен «отвечать перед народом», то есть публично каяться на партсобрании.

Вообще тема вины и искупления является ключевой в жизни нашего общежития. Мои соседи обрушивают «шквал пролетарской критики» друг на друга, а потом, как ни в чем ни бывало, сидят на кухне и пьют чай. Есть в этом какие-то отголоски хлыстовщины[10]: ты меня ударишь, я тебя, боль искупит наши грехи, и мы вместе спасемся.

Странный парадокс: цель коммунизма — светлое будущее, а прямо сейчас мы не имеем права быть счастливыми. Хороший человек обязан не радоваться жизни, а страдать за народ: собственно, этим и занимаются мои соседи. Они отправляются на край земли, чтобы подвергать себя опасности, терпеть адскую жару и комаров и регулярно болеть кожными и желудочными болезнями. Им трудно и страшно, они чувствуют себя отрезанными от всего мира — точно так же, как первые миссионеры, приехавшие в Китай несколько столетий назад. При этом они абсолютно уверены в том, что делают нужное дело.

Я недоумеваю: неужели они всерьез надеются совершить переворот в стране, которую они не знают и не понимают? Никто из них не говорит по-кантонски и у них нет возможности познакомиться с местным населением. Откуда им знать, о чем мечтают китайцы? Кто им сказал, что многомиллионному народу Поднебесной хочется устроить у себя то же безобразие, что и в России?