— Я тебе добра желаю! Запомни: мужчины любят красивых, смелых и гибких. Ты на шпагат садиться можешь? Нет? Ну так научись! А еще смотри, что работает…
Бэтти выкинула окурок в окно и, сняв шляпку, согнулась пополам и встала на руки. Упавший подол накрыл ее с головой.
Ада изумленно смотрела на ее черные чулки и белоснежные панталоны с лентами.
— Ну как? — спросила Бэтти из-под юбки.
— Впечатляет, — сказал, появляясь в дверях, Клим.
Ада ойкнула.
Бэтти, махнув ногами, перевернулась и кокетливо поправила прическу.
— Здрасьте-здрасьте! А мы уж заждались тебя.
Она похлопала по плечу пунцовую от смущения Аду.
— Ты гляди, какой он у тебя красавец стал! И костюмчик новый, и галстук… Ну ладно, голубки, я пошла, а вы воркуйте на здоровье. Но ты, Ада, подумай над моим советом — а то твой сожитель исчезнет и оставит тебя без гроша.
Подхватив шляпку и сумку, Бэтти вышла.
— Я ей сто раз повторяла, что вы не мой сожитель! — возмущенно проговорила Ада.
Клим сел рядом с ней на постель:
— Что у тебя с ногой?
Ада рассказала ему про стрельбу в «Гаване».
— Извини, — проговорил он, опустив глаза.
У него был такой вид, будто он обвинял себя в том, что случилось.
— У меня есть хорошая новость: меня повысили на службе, и теперь я стану получать по тридцать долларов в неделю. А потом, даст бог, еще больше.
Ада даже представить себе не могла такую кучу денег.
— Ой, как здорово! Значит, мы не пропадем, да? — У нее затряслись губы. — А ведь Бэтти уговаривала меня пойти в проститутки, и я думала, что соглашусь…
Клим нахмурился.
— Пообещай, что никогда не станешь продажной девкой!
— А вы пообещайте, что никогда не бросите меня! Вы ведь меня любите, правда?
— Ну… Как тебя не любить?
Клим встал и отошел к окну, словно испугался, что Ада бросится ему на шею.
— Не будь мы с тобой дураки, мы вполне могли бы быть счастливы, — задумчиво проговорил он. — Но нам подавай луну с неба: ты мечтаешь об Америке, а я бы хотел… — Клим вздохнул и закрыл окошко. — Ладно, не важно.
— Вы и вправду дурак! — вырвалось у Ады. — Вы что, до конца дней собрались хранить верность своей Нине? Нужны вы ей, как прошлогодний снег!
— Да я и сам себе не особо нужен, — вдруг разозлился Клим и вышел из комнаты.
Ада запустила ему вслед подушку. Как это унизительно, когда кто-то любит так сильно — и не тебя!
5
Благодаря репортажам из Линьчэна, продажи нашей газеты удвоились, и мистер Грин официально посвятил меня в журналисты. Отныне у меня есть собственный рабочий стол, ящик для писем и удостоверение «Пресса» с фотографией, на которой я выгляжу, как солдат с плаката «А что ты сделал для победы?»
Новости у нас такие:
Эдна вернулась из Кантона, и ее рассказ о националисте Сунь Ятсене произвел большое впечатление на публику. Оказалось, что неугомонный доктор нашел себе нового союзника — Советскую Россию. Москва не оставила планов совершить Мировую революцию и пообещала ему не только кредит на борьбу с империализмом, но и политических и военных советников. Большевики помогут китайским националистам реорганизовать их партию Гоминьдан в массовую боевую организацию наподобие ВКП(б), а красные командиры создадут на юге Китая сильную армию.
Но это еще не все! По приглашению Советов китайская молодежь десятками едет в Москву — учиться делать революцию. Потом этих юношей и девушек распределят по крупным городам — дабы они готовили почву для антиимпериалистического восстания.
Пополнив кассу русскими деньгами, Коммунистическая партия Китая начала стремительно разрастаться. Совсем недавно это был кружок воинствующих романтиков, а теперь в Кантоне, столице провинции Гуандун, заговорили о счастливом союзе коммунистов и националистов: мол, они сумеют объединить вокруг себя народ и взять власть в Китае.
Кого-то эти грандиозные планы пугают, кого-то смешат, а мне интересно: осознает ли Сунь Ятсен, что большевики мечтают не о свободном Китае, а о его вхождении во Всемирный Союз социалистических республик — под своим руководством, разумеется?
Видно, доктору не из кого выбирать, и он водит дружбу с теми, кто согласен помогать ему здесь и сейчас.
Я мог бы еще долго писать о мировых новостях: об отставке китайского президента или гиперинфляции в Германии, но, честно говоря, все это не оставляет в душе никаких следов.
Стоит мне хоть на миг снять маску деловитого и невозмутимого человека, как Ада начинает подтрунивать надо мной: «Опять жену вспомнили?» Я отнекиваюсь, но она, к сожалению, права: я все еще чувствую на себе отпечатки Нининых ладоней — как ссадины, когда крови нет, а больно.
Я все время думаю о своей жене.
Зачем люди совершают поступки, заведомо причиняющие им вред? Мы похожи на китов-касаток, которые выбрасываются на берег и медленно погибают от собственной тяжести. Кто нас заставляет так поступать? Какой-то неведомый инстинкт саморазрушения?
Нина взвесила мое сердце на ладони и отправила его в мусорный бак, и меня обуревает жажда найти ее и потребовать объяснений: что это было? Извини, но со мной нельзя так поступать!
Эх, неумение проигрывать — страшная штука!