— Дело в нас самих. Мы с вами разучились жить по законам мирного времени, и это беда, что мы считаем глубокими только две темы — нашу эмиграцию и воспоминания о родине. Мы пострадали и, как поранившиеся дети, требуем к себе повышенного внимания. Война сделала из нас чудовищных эгоистов.
— Это мы эгоисты?! — возмущалась Нина. — Иностранцы вообще думают только о себе!
Иржи укоризненно качал головой.
— Когда вы в последний раз жертвовали на благотворительность?
— Ну… Я как раз собиралась…
— Вот то-то и оно. А ваши гости постоянно собирают деньги на приюты и больницы. И, поверьте, от этих «поверхностных» людей гораздо больше пользы, чем от дамочки, которая обворовывает китайскую казну.
Они ссорились, и после долгих баталий Иржи признавал, что он дразнит Нину только потому, что завидует ее энергии и целеустремленности.
— Нет у меня никакой энергии! — злилась она. — Больше всего на свете я хочу выиграть сто тысяч в лотерею и поселиться в замке с толстыми стенами — чтобы никого не видеть и не слышать.
— Так зачем вам выигрыш? — веселился Иржи. — Сдайтесь полицейским, и вас отгородят от внешнего мира на ближайшие десять лет.
2
Однажды Нина пришла в гости к Тамаре и заметила на столе новую фотокарточку. На ней были изображены Тони Олман и белокурый джентльмен в свитере, какие носили члены яхт-клуба. Незнакомец был снят в профиль, и Нина сразу отметила его высокий лоб и волевой подбородок.
— Даниэль Бернар — один из самых удивительных людей, что я встречала, — сказала Тамара. — Вы знаете, что во время Мировой войны Китай выступил на стороне Антанты и отобрал у подданных Германии и Австро-Венгрии дома и предприятия? Бедных немцев согнали, как скот, в бараки, а когда началась эпидемия испанки,[7] наши доктора
— С таким господином не грех познакомиться, — сказала Нина. — Давайте пригласим его ко мне на вечеринку?
— Даниэля сейчас нет в Шанхае, — отозвалась Тамара. — Он уехал за границу, но скоро вернется.
Ни с того ни с сего знакомые начали рассказывать Нине о мистере Бернаре: он поставлял в Европу редкие сорта чая и произведения китайского искусства. Его образованность и утонченность уживались с мужскими страстями: спортом, политикой и охотой; при этом он был книгочей, успешный предприниматель и меценат.
Чем больше Нина узнавала о Даниэле, тем чаще поглядывала на снимок на Тамарином столе. Все складывалось одно к одному: Нина придумала чехословацкое консульство — и Даниэль оказался чехом; он отправился в Европу — чтобы Нина успела встать на ноги; он был приятелем Олманов, через которых она могла с ним познакомиться… Тамара явно хотела свести Нину с Даниэлем — верно, она решила поиграть в сваху. Ну так тем лучше! Возможно, это и есть Нинина судьба.
Когда в газетах напечатали, что мистер Бернар оказался среди заложников с «Голубого экспресса», Нина в ужасе позвонила Тамаре:
— Что же теперь будет?
— Китайцев выкупят родственники, а представители Великих Держав поведут переговоры об освобождении своих подданных, — бесстрастно ответила миссис Олман.
Нина схватилась за сердце: за чеха Даниэля Бернара вступаться было некому.
— Мы немедленно выезжаем в Линьчэн! — объявила она Иржи. — Нам надо спасти вашего соотечественника.
— Да вы в своем уме?! — взвился тот. — Чем мы ему поможем? И с какой стати?
— Собирайтесь, вам сказано! — перебила Нина. Она не могла спокойно сидеть и ждать у моря погоды.
Линьчэн встретил их грязью и хаосом. Выяснилось, что переговоры об освобождении длятся месяцами, и Нина с Иржи действительно зря приехали.
Мест в гостиницах не было, и ночевать предстояло в вагоне.
— Я так и знал, что это была глупая идея! — повторял Иржи.
Нина словно очнулась: «Я сошла с ума… Нет никакого Даниэля Бернара — я его выдумала!»
Она долго сидела у себя в купе и думала о том, что ее жизнь кончена: все уже в прошлом, а впереди ее ждет не роман с прекрасным незнакомцем, а китайская тюрьма.
Лампочка в светильнике погасла, Нина отправилась искать проводника, вышла из вагона… и встретила Клима.
3
Клим проснулся и обнаружил, что Нина перебралась к себе в постель: вдвоем спать на узком диване было слишком тесно.
Снаружи доносились голоса и фырканье паровоза — там сияло солнце и кипела утренняя суета. А в купе все еще царил нежный сумрак.
Клим приподнялся на локте и взглянул на спящую Нину. Уму непостижимо… Он не смел надеяться на встречу с ней, но чудо все-таки совершилось при самых невероятных обстоятельствах.
Сильная, несносная и ослепительная — Нина совсем не изменилась. Зубчатая тень от ее ресниц чуть подрагивала; рука, откинутая на подушку, отливала бежевым перламутром. Господи, сколь драгоценно было все это!
«А ведь мы с Ниной никогда больше не будем разговаривать по душам», — с грустью подумал Клим.