Белый Шанхай

В недавно отремонтированном гулком зале никого не было, кроме участников процесса, писцов и конвоя — все происходило за закрытыми дверями.

Перед каждым заседанием Левкин напоминал подсудимым:

— Главное, держите себя в руках, а мы с китайскими коллегами все устроим!

— Встать, суд идет, — без всякого выражения шелестел переводчик.

Старый судья в вышитом халате и шелковой шапочке казался Нине не человеком, а духом, медленно плывущим над полом.

— Садитесь.

Подсудимых допрашивали по очереди:

— Назовите свое имя. Сколько лет вы прожили в Китае?

Слушал ли Хо Цун показания русских «белых дьяволов»? Понял ли хоть слово из того, что говорили ему адвокаты? Нина напряженно вглядывалась в его восковое лицо: в какой-то миг ей померещилось, что у судьи вовсе нет глаз и между набрякшими веками находятся не черные зрачки, а пустота. Он вообще был полый изнутри и на кресле сидела только морщинистая оболочка, обряженная в шелка.

Было совершенно непонятно, как Хо Цун относится к подсудимым. Однажды он сказал Фане через переводчика, что ее муж — недобрый человек:

— Из документов, изъятых в вашем полпредстве, известно, что Михаил Бородин называл доктора Сунь Ятсена «много воображающим о себе простаком». Это очень нехорошо — осуждать господина за его спиной.

Фаня заерзала на скамье, и Нине показалось, что она сейчас ляпнет что-нибудь ужасное. Но та, слава богу, ответила, как ее научил Левкин:

— Я всего лишь женщина и не вмешиваюсь в дела моего мужа.

Саму Нину долго расспрашивали об аэроплане: откуда он взялся и кому она собралась его передать.

— Меня оклеветали! — страстно говорила она. — Вызовите сюда людей, которые подписали протокол об обыске — пусть они докажут, что это мой аэроплан!

Судья произнес что-то и переводчик замотал головой:

— Это для вас невыгодно — иначе рассмотрение дела затянется еще на несколько недель.

Нина беспомощно оглянулась на адвокатов. Что судья имел в виду? Он хотел побыстрее разделаться с нею? Или вправду желал ей добра?

Защитники говорили и говорили по-китайски: о чем — бог весть.

Если Хо Цун все-таки велит казнить подсудимых, что с ними сделают? Нина много раз видела во сне, как ее ведут сквозь бранящуюся толпу, а она шарит взглядом по чужим лицам и не может найти Клима. Зовет его так, что срывает голос от крика, а Клим не отзывается…

Судья объявил перерыв. Все встали, он вышел, и конвойные повели измученных подсудимых из зала.

— Хо Цун вроде прислушивался к Ма Дэчжэну, — шепнул Нине один из дипкурьеров.

Она безучастно кивнула: ей так и не удалось запомнить, кто из китайских адвокатов был Ма, а кто Го.

4

В ночь перед последним заседанием Нина не спала. «Я себя доведу…» — повторяла она, но именно этого и хотелось: уснуть и не проснуться. Впрочем, ждать осталось недолго.

Она проводила ладонями по шее: сзади — там где под волосами была ямка, которую так любил целовать Клим; спереди — по дергающемуся от судорожных рыданий горлу. Вот тут пройдется лезвие кривого китайского меча, и все, что было тобой — такое живое, теплое и драгоценное, — за одну секунду превратится в кровавые останки, до которых страшно дотронуться.

Еще ни разу в жизни, даже во время войны, Нина не испытывала такого отчаянного страха смерти.

Когда-то в детстве она видела олененка со сломанными задними ногами: охотники нашли его в лесу и принесли показать ребятишкам. Нина помнила, какими глазами он смотрел на нее — весь трясущийся от животного ужаса, со слипшейся шерсткой на грязной сопливой мордочке.

Потом сосед принес маме кусок еще теплого мяса с налипшими рыжими шерстинками:

— На, побалуй ребятишек!

Теперь Нина чувствовала себя таким же беззащитным, переломанным и заранее обреченным существом, которого следует прирезать хотя бы из милосердия.

5

Снова душный зал, наполненный солнцем и невыветрившимся запахом краски. Хо Цун читал вступительную часть приговора; переводчик, зевая, пересказывал его слова.

Нина не сводила тяжелого взгляда с судьи. «Они сейчас будут меня убивать…»

Хо Цун ударил печатью по бумаге, сказал что-то — тихо и бесстрастно. Вот оно…

Переводчик поскреб щеку.

— Судья Хо Цун от имени Республики провозглашает вас… невиновными.

Фаня и Нина плакали, дипкурьеры обнимались и восторженно орали. Кто-то схватил Нину за плечо, и она изумилась, увидев напряженное, смертельно бледное лицо Левкина.

— Уходим! — зло прошипел он. — И поторапливайтесь, если хотите жить!

6

Хо Цун решил, что двести тысяч долларов — это сумма, достаточная для того, чтобы уйти на покой и обеспечить себя до конца дней.

Клим договорился, что половину денег судья получит до оглашения приговора, а половину — после, и ждал его в мастерской по ремонту газовых фонарей, которую большевики использовали в качестве конспиративной квартиры. Она находилась в двух шагах от здания суда, и сразу после заседания Хо Цун должен был прийти туда и забрать сверток со ста тысячами.

Клим бродил между ящиками с инструментами, маялся и то и дело поглядывал на часы. Не верилось, что если все пойдет, как надо, он скоро увидит Нину — ее должны были освободить в зале суда и сразу отправить в советское полпредство.