Белый раб

Во время всех этих домашних бед, которые, как утверждала миссис Томас, изо дня в день подтачивали её здоровье и усиливали приступы лихорадки, постоянно её мучившей, единственным её доверенным лицом и утешительницей была Касси. Ближайшие соседи жили на расстоянии нескольких миль. Хозяйки этих соседних усадеб, если только там вообще были хозяйки — так как некоторые плантаторы предпочитали вместо белой жены иметь чернокожую экономку, — будучи сами родом из Виргинии и Кентукки, относились к янки с не меньшим презрением, чем тётушка Дина. А у миссис Томас не хватило настойчивости сделать своё общество для них полезным или приятным и тем самым победить укоренившийся в них предрассудок. Мало радости видела она и от мужа. Каким бы он ни был в дни, когда ухаживал за ней, теперь она давно уже уступила своё место в его душе любимой сигаре, мятной водке и жевательному табаку, и для того, чтобы избавиться от её постоянных и, как он выражался, пустяковых жалоб, он старался возможно меньше попадаться ей на глаза. Её падчерица, четырнадцатилетняя девочка, по-видимому, была настроена против мачехи и действовала заодно с тёткой Диной, точно так же как прачка, швея и вся остальная прислуга. Все они разными своими выходками доводили миссис Томас до такого состояния, что однажды она поделилась с Касси своими опасениями, что эти отвратительные чернокожие погубят не только её здоровье и красоту, которые уже и так сильно пострадали от лихорадки, но также и её душу. Она была уверена, что, живя на плантации, на спасение души рассчитывать трудно.

Касси прониклась чувством горячей благодарности к своей несчастной госпоже. Она глубоко сочувствовала как её нравственным страданиям, которые ещё больше усиливались от болезни, тоски и всякого рода неудач, так и тому тяжёлому одиночеству и поистине рабскому положению, на которое она, продав себя, была теперь обречена. Она видела, что ей, с её живым, деятельным характером, особенно трудно смириться с этим вынужденным бездействием и с тем, что, хоть её и звали хозяйкой, она фактически ничем не распоряжалась и ничего не знала у себя в доме. Касси делала всё, чтобы успокоить и развлечь свою хозяйку; её ровный, жизнерадостный и мягкий характер помогал ей в этом, и вскоре миссис Томас не могла уже без неё обходиться. Это обстоятельство поставило Касси в довольно сложные взаимоотношения с остальными служанками, которые готовы были распространить своё неприязненное и даже враждебное отношение к госпоже и на её камеристку. Однако природные приветливость и обходительность помогли Касси изменить это положение. Оказывая всем разные мелкие услуги, стараясь говорить всем одно только приятное — а ей всегда доставляло удовольствие делать других счастливыми, — она сумела даже завоевать расположение самой тётки Дины и спокойно вторгаться в её владения, на что её госпожа никак не решалась.

Миссис Томас не отличалась ни особым умом, ни добротой, и по временам она даже изливала на Касси своё дурное настроение и капризы. Но тем не менее старательные заботы камеристки и её преданность вызвали в миссис Томас желание чем-то отблагодарить её. Обнаружив, что Касси никогда не учили читать — так как никто из её прежних хозяев не считал это нужным, — миссис Томас принялась учить её, а вместе с ней и её маленького сына чтению и продолжала свои занятия даже и после того, как мистер Томас в шутку пригрозил отдать её под суд за то, что она обучает рабов грамоте. Миссис Томас была очень довольна тем, что наконец нашла себе дело, и не только научила Касси шить и вышивать, но стала даже давать ей уроки музыки. В доме у неё было фортепьяно; мистер. Томас кутил его ещё на Севере к свадьбе и перевёз сюда на пароходе. Вскоре Касси, у которой был хороший слух, опередила свою учительницу, что, вообще-то говоря, было нетрудно сделать.

Так всё продолжалось года четыре, пока миссис Томас не умерла от тяжёлой жёлчной горячки. После её смерти Касси пришлось испытать новые превратности судьбы.

В Маунт-Флэт она уже больше была не нужна, и мистер Томас, надеясь вернуть крупную сумму, когда-то заплаченную за неё в Августе, отправил Касси вместе с её маленьким сыном на продажу в Новый Орлеан.

Среди покупателей оказался некий мистер Кертис. Родом он был из Бостона и имел в этом городе большие связи. Как и многие другие уроженцы Бостона, он ещё в молодые годы перебрался в Новый Орлеан. После того как он основал там своё собственное предприятие, которое давало ему хороший доход, он, как это часто случается в этом городе с северными дельцами, стал следовать местным обычаям, сошёлся с молодой, красивой мулаткой и так сильно привязался к ней, что, когда она умерла — а это случилось совсем недавно, — оставив ему маленькую дочь, года на три-четыре моложе Монтгомери, он очень по ней горевал.