Белый раб

Некоторое время эти занятия придавали мне ту же бодрость и силу, как прежде странствия по морю. Они поддерживали меня. Несмотря на то что я получал самые неутешительные известия из Америки, я не падал духом. Но в конце концов мужество моё иссякло, и когда мой доверенный, вернувшись из своей поездки, объявил, что все поиски его оказались напрасными, безысходная тоска овладела мной и спасения от неё уже не было. Из того, что мне сообщил мой доверенный, я узнал только, что хозяйка Касси, миссис Монтгомери, выдала своему брату, который вёл все её дела и советы которого она всегда исполняла, поручительство на очень крупную сумму. Брат её был плантатором и, подобно огромному большинству американских плантаторов, страстным игроком. Страсть к игре, впрочем, — единственное, что хоть немного оживляет бесполезную и праздную жизнь американского рабовладельца. Но брат миссис Монтгомери был неудачным игроком. Разорившись сам, он стал проматывать состояние своей сестры. Он не только присваивал себе такие суммы, какие ему были нужны, — а это не составляло для него особых трудностей, если принять во внимание, что он ведал всеми денежными делами сестры, — но и заставил её под разными предлогами подписывать векселя и чеки на большие суммы. Векселя опротестовали, но брат миссис Монтгомери, стремясь к тому, чтобы его махинации возможно дольше не были разоблачены, всё скрывал от сестры, пока в один прекрасный день она не узнала, что разорена дотла и что всё имущество её подлежит описи и продаже.

Жена моя и ребёнок были проданы вместе с остальными принадлежавшими миссис Монтгомери вещами. В Америке ведь это совершенно обычное и законное дело — продавать женщин и детей для покрытия долгов игрока!

Касси вместе с ребёнком досталась одному «джентльмену», как в Америке принято называть людей, занимающихся почётной и выгодной профессией работорговца. Как только мой агент узнал, кто этот человек, он начал его разыскивать, но выяснил только, что тот умер год или два назад, не оставив никаких документов, относящихся к его торговым операциям. Однако мой доверенный на этом не успокоился и решил проехать дорогой, по которой, как ему рассказали, работорговец имел обыкновение гнать свои «гурты». Ему даже удалось отыскать и кое-какие следы той самой партии рабов, которая была приобретена при распродаже имущества миссис Монтгомери. Он поехал по этому следу от деревни к деревне, пока не добрался до города Августы в штате Джорджия; и здесь-то он окончательно потерял их след. Этот город является — или, вернее, являлся — одним из самых значительных невольничьих рынков, и, по-видимому, именно там была продана эта партия рабов. Узнать же, в чьи руки они попали, оказалось невозможным.

Потерпев неудачу в своих поисках, мой агент решил прибегнуть к помощи газет. Помещённые им объявления подробным образом описывали внешность моей жены, сообщали фамилию её последнего владельца и сулили крупную денежную награду любому лицу, которое доставит сведения о Касси и её сыне. На это объявление откликнулось немало людей, но все сведения, которые они сообщали, относились к совершенно другим лицам, и после двух лет бесплодных поисков он отказался от всяких дальнейших попыток.

О Томасе он узнал только то, что генералу Картеру так и не удалось поймать его. Были люди, утверждавшие, что им несколько раз приходилось видеть человека, приметы которого как будто подходили к тем, которые называл мой агент. Человек этот скрывался в лесах; он только изредка и всегда неожиданно появлялся на плантациях. Можно было думать, что он жив и сейчас и является главарём какой-нибудь банды беглых. Таковы были единственные известия, сообщённые мне моим посланным.

Пока он находился в Америке, я всё же ещё мог надеяться, как бы ни была ничтожна та надежда, которую он поддерживал во мне своими письмами. Теперь я лишился и этого последнего утешения. Стоило ли мне сбрасывать с себя цепи, если цепи, быть может ещё более тяжёлые, сковывали моего верного друга, мою любимую жену и моего милого, милого малютку, моё ненаглядное дитя!

Какого только горя не приносит людям тирания! Горю этому нет конца! Оно гналось за мной через всю ширь Атлантического океана: каждый раз, когда я думал о Касси и о моём сыне, я вздрагивал и трепетал в страхе, как будто на меня снова надели оковы, как будто окровавленная плеть снова свистела над моей головой.

Всемогущий боже! Как мог ты обречь созданного тобой человека на такие муки?..

Долго не мог я оправиться от удара, который ошеломил меня. Потом я немного овладел собой, но рассеяться мне никак не удавалось. Казалось, какой-то червь точил моё сердце. Никто, быть может, не дорожил больше, чем я, тихими радостями семейной жизни, но воспоминания о том, что у меня была когда-то семья, превратились для меня в сплошную муку… О, если бы жена моя и ребёнок были со мной! Как сладостно было бы мне доживать последние годы; воспоминания о том, что я выстрадал, о несчастьях, которые миновали, только украшали бы их.