Белый раб

Государственные деятели Севера допустили существование рабства даже и там, где никакие статьи конституции не препятствуют его отмене. Юристы и суды северных штатов в точности и со всею строгостью выполняют конституционное обязательство возвращать южным хозяевам несчастных, которые, спасаясь от их жестокости, устремляются в «свободные штаты», напрасно надеясь найти здесь защиту и помощь, а население северных штатов спокойно смотрит на то, как южные рабовладельцы, грубо попирая все конституционные законы и предписания, держат в заключении, подвергают пыткам и казнят без суда и следствия даже и самих северян, если им кажется, что эти строгости хоть в какой-либо степени могут способствовать поддержанию их рабовладельческой тирании. Более того — немало северных аристократов в своей беспредельной ненависти к демократии, делая вид, что возмущаются происходящим на Юге, на самом деле завидуют положению своих южных собратьев. А между тем северные штаты Америки имеют дерзость громко утверждать, что на них не лежит позорное пятно рабства. Это пустая, лживая болтовня. Они сами участвуют в этом преступлении; кровь рабов обагряет их руки и капает с их одежды!

Перед тем как нас вывели из тюрьмы, нам надели наручники — это ведь неотъемлемая эмблема рабства. Затем нас отвели на набережную и погрузили в трюм корабля. Теснота была такая, что мы с трудом могли шевельнуться, а лечь или даже сесть как следует и вовсе было нельзя. Как только погрузка закончилась, корабль снялся с якоря и поплыл вниз по течению. Раза два в день нам разрешали подняться на палубу и минуту-другую подышать свежим воздухом. Сразу же затем нас снова сгоняли вниз, в трюм. Помощник капитана был славный молодой человек, стремившийся, казалось, облегчить наши страдания, насколько это зависело от него. Но капитан был подлым деспотом, как будто специально созданным для того недостойного дела, которым он занимался.

Мы находились в пути уже дня два и приближались к бухте, когда я сильно заболел — у меня началась лихорадка; это случилось поздно вечером, люки были закрыты, и в тесном трюме, большая часть которого была завалена ящиками и бочками, было нестерпимо душно. Я принялся стучать в потолок, умоляя дать мне глоток воды и вынести меня на свежий воздух. На палубе в это время дежурство нёс помощник капитана. Он спустился узнать, что случилось, и приказал открыть люки и вынести меня на палубу. Я с жадностью накинулся на поданную мне воду. Она была тёплая и солоноватая, но я весь горел в лихорадке, и эта вода показалась мне чудеснейшим напитком. Я выпил всё до последней капли и стал просить дать мне ещё воды. Но помощник капитала, опасаясь, очевидно, что это может мне повредить, отказал в моей просьбе. Свежий воздух был мне нужен не менее, чем вода. Помощник капитана дал мне надышаться вволю. Всеми порами я впитывал вечернюю прохладу. Внезапно по трапу поднялся капитан.

Едва только он увидел, что люки открыты, а я лежу на палубе, как, сжав кулаки и с лицом, искажённым яростью, он бросился к своему помощнику.

— Как вы смели, — заорал он, — ослушаться моего приказа и оставить после захода солнца люки открытыми?

Помощник пытался оправдаться, ссылаясь на то, что я внезапно заболел и просил о помощи. Не слушая его, капитан ринулся ко мне и ударом ноги швырнул меня головой вниз в отверстие трюма. Я свалился прямо на лежавших там моих товарищей. Не поинтересовавшись даже узнать, не сломал ли я себе шею, капитан приказал закрыть люки. К счастью, я не очень сильно ушибся, хотя чуть было не раскроил себе голову об одну из балок. Между тем выпитая вода и свежий воздух, которым я успел подышать, успокоили жар, и вскоре мне стало немного легче.

На следующий день, миновав мысы Чезапикского залива, мы вышли в просторы Атлантического океана.

Корабль взял курс на юго-восток и шёл полным ходом, как вдруг неожиданно налетел сильнейший шквал. Разыгрался шторм. Нас бросало из стороны в сторону. Страшные толчки особенно тяжело отзывались на несчастных пленниках, запертых в тёмном трюме. При каждом раскате грома нам казалось, что судно вот-вот развалится на части. Шторм усиливался. Шум и суматоха, царившие на палубе, стон снастей, крики матросов, скрип рангоута и треск разрывающихся парусов — всё это ещё усиливало охвативший нас ужас. Вскоре мы заметили, что трюм заливает водой. Сигнал тревоги возвестил, что корабль получил пробоину. Наконец открыли люки и выпустили всех на палубу. С нас сняли наручники и заставили выкачивать воду.