Белый ослик

Фургонов стояло уже четыре, а напротив распахнул все четыре дверцы грязно-розовый «крайслер», и оттуда смотрели четыре смуглых щетинистых лица явно кавказской национальности. Четыре сбоку (ваших нет). Наступал час пик, и плотная пробка ползла по Ленинградке в обоих направлениях.

Уже после кольцевой, ближе к каналу, въезд выглядел так: на ослике, который из почти белого приобрел тот самый серый цвет, который и был наиболее распространен и подобающ ему от природы, сидел долговязый и бородатый молодой человек в измызганном плаще переходящего колера: от кремового ворота к буро-черным полам; за ним ехал полосатый, как зебра или милицейский жезл, «опель» с мигалкой; следом — «БМВ» гигиенических оттенков грязного шоссе, сизо-коричневый «крайслер» с розовой крышей и четыре тридцатитонника на шести осях каждый. Скорость течения дорожного потока позволяла ослику трусить привычным для него шагом. Водители встречного автотранспорта бросали взгляды на нехарактерное средство передвижения.

4

В закоулках у Водного стадиона в щель казенных бетонных заборов вылез зачуханный солдатик. Он послал одинокому всаднику полный зависимости взгляд и вежливым гражданским голосом попросил:

— Простите, пожалуйста, у вас сигареты не найдется?

Шейка у солдатика была, как у балерины, только хуже вымыта. В хэбэ въелся запах прогорклого кухонного жира. Он колебался на своем скелете, как на вешалке. Припаханный салабон, которого дед погнал за фильтром.

— Здравствуй, воин, — улыбнулся Кирилл и слез с ослика. — Тут мне недавно кое-что подарили… на память о встрече, как раз пора разговеться. — И сделал приглашающий жест на сломанный ящик под деревом.

Из бездонных карманов плаща были извлечены: початая темная склянка «Бейлиса», кусок датского сервелата, сникерс и пачка «Парламента». Солдатик дрогнул кадыком и вздохнул.

— Чтоб легче нам служилось, уж что выпало, — со смыслом произнес Кирилл тост, приветственно приподнимая бутылку, глотнул и передал: — Половина твоя. Переломил колбасу: — Закусывай.

Потом они покурили, и Кирилл послушал, что кормят впроголодь помоями, а дедовщина, конечно, есть, куда денешься.

— Вот станешь сам стариком, захочешь припахать молодого — вспомни нашу встречу и будь добрым, — пожелал он солдатику и вытащил ему из пачки пять сигарет. И дал еще на прощание пятьдесят рублей.

5

Ослика он оставил на детской площадке. За гаражами трое малышей лупили четвертого. Судорожно зареванный, он пытался отмахиваться неуклюжими в синем дутом комбинезоне ручонками.

— Сейчас я вас накажу, — ясным голосом предрек Кирилл.

Они задрали головы и остановили движения.

— Вот вам теперь будет! — с подловатой мстительностью закричал обидчикам побитый, отбегая к подъезду. Он воспользовался замешательством исключительно для собственного спасения. — Я все равно все расскажу!

— Я привез тебе в подарок ослика, — сказал Кирилл.

Малыш остановился. Неожиданность подобного известия может поколебать в реальности кого угодно.

Один из драчунов зачем-то потрогал подсохшую царапину на щеке и прошептал, стараясь не шевелить губами:

— Волшебник?.. На осле…

— Маленький, что ли?.. Из цирка… — таким же незаметным шепотом возразил другой.

Невольное и естественное любопытство тянуло приблизиться к симпатичному животному.

Третий, самый наглый и злой даже в эти свои малые года, естественно реагировал на то, что ему этот несуразно-сказочный подарок все равно не светит, и вообще ничего хорошего ему в жизни не светит, если только сам хитростью или силой не добудешь, он это давно понял и другого не ждет, так что, что ни делай — хуже, в общем, все равно не будет, — этот с развязностью сказал, пытаясь держаться как равный и даже свысока (ну и чего ты мне сделаешь? я тебя не боюсь), — будущий лидер одной из бесчисленных московских группировок:

— Ты что, артист? А сюда чего приехал?

— Сделать вашу жизнь хорошей, — улыбнулся Кирилл.

— Сейчас. Это как? — с насмешкой и подозрительностью спросил лидер.

Кирилл с показным сокрушением покачал головой и обратился к обиженному, готовому чуть что юркнуть в подъезд:

— Если тебя ударят по одной щеке — не бойся, подставляй другую.

— Еще-о чего! — изумился самый маленький, прикрывая оцарапанную щеку.

Оскорбители звонко засмеялись.

— Понял? А ну подставляй! — сделал угрожающий шаг к подъезду лидер. Жертва приросла к месту и раскрыла рот квадратиком, готовая вопить.

— И тогда ты всегда будешь торжествовать над врагами, — продолжил Кирилл, взял ослика в повод и подвел к малышу. — Это тебе. Держи, ну.

Малыш ахнул, пискнул и засветился. Мир исчез. Ослик был живой, настоящий, он дышал теплом и помаргивал.

— Мне мама… не разрешит… — умер он от отчаяния и вернулся в действительность.

— Разрешит, — успокоил Кирилл. — Он будет жить у вас на даче.

— Филиппка, бери! — закричали сзади.

— Давайте я возьму! Мне разрешат! — поспешно предложил другой.

— У них нет дачи, — глумливо известил лидер, рассчитанно уязвляя.

— Лучше мне дайте! Ему все равно не разрешат! — готовно и без надежды наседал доброволец.