Оскорбленные в смерть намеком на ЕЕ национальность, чернорубашечные патриоты перебили стекла в синагоге, изрисовали стены изображением верховной вещи со спорной национальностью и устроили грандиозное шествие по Тверской. Символ материнского плодородия реял на красных стягах с белым кругом посередине — древний языческий знак пращуров!
— Трахать! — писать! — подмывать! — скандировала шеренга лимоновцев, выбрасывая правые кулаки в черных перчатках.
А ОНА висела уже на высоте четверти небосвода, горизонтально, как лисий хвост, и раза в четыре длиннее диаметра лунного диска. Слишком высоко даже для высотных перехватчиков — и слишком низко для космических аппаратов. Эдакий инфернальный символ жизни в мертвой зоне.
И уже солнце на считаные минуты, все более длинные, заходило за НЕЕ вечером. И тень ложилась и смещалась по городу, и унизительна была эта тень, избежать хотелось ее, но не было к тому возможности в городской, камнем стиснутой толчее. В Москве и тень бывает неприятна.
В зените лета приостановился и замер рост цен на московскую недвижимость. Купленные впрок для перепродажи элитные квартиры стояли пустыми. Осторожно, как бы наощупь, ткнулась вниз стоимость квадратного метра на западе и юго-западе.
И однажды западный ветер донес запах… Когда при западных направлениях ветра он сделался несомненным — втрое подпрыгнули доходы поставщиков кондиционеров. Стеклопакеты впаивались в оконные проемы. В женскую моду вошли надушенные газовые шарфики, закрывающие лицо от глаз, как у разбойниц или восточных танцовщиц. Сходство с гаремом довершали обнажившиеся до гладко выбритых лобков и впадин нежные загорелые животы — табу на НЕЕ больше не существовало, вопрос был решен природой и сиял (зиял?) с небес.
— Мы присутствуем при историческом крушении шовинистического культа фаллоса! — торжествующе провозгласила предводительница русских феминисток Мария Арбатова, которой клевета врагов прилепила кличку Машка-чума. — Женщина есть человеческое начало, женское естество дает жизнь всему живущему, и сама природа показывает, что нет на свете ничего выше женщины!
— А также больше и глубже, — цинично добавил мужской голос из зала. — Ты наверх-то погляди — ты чему радуешься?..
Если поглядеть вниз — шпалеры проституток, стянувшихся под знак своей профессии с необозримых пространств всей бывшей империи, выстраивались вдоль Ярославки, Ленинградки, Каширки, а если поглядеть вверх — слово «грехопадение» вызывало в памяти катастрофу дирижабля «Гинденбург». Как сказал один старый летчик, «Все, что летает, раньше или позже упадет».
Лето случилось нежаркое, хмуроватое и сырое, и выпал в то лето желтоватый кислотный дождь. Неприятный запах имел он, и жухла прежде сезона после того дождя листва в парках, и пролысины появлялись в стриженой ежиком газонной траве. Вышли на демонстрацию «зеленые», и были биты те «зеленые» резиновыми палками ОМОНа, и нервно кричал заместитель мэра Шанцев в подставленные услужливо микрофоны, что фильтры и очистные сооружения московских химпредприятий работают нормально, и все делают городские власти для борьбы с природным феноменом. А на отдельных зонтах и навесах уличных кафе желтели проеденные разводы, и неприятны глазу были они, и мысли возбуждали скверные.
А над городом надвигалась и нависала — гигантская, как космическая агрессия, как сбывшаяся молитва великомучеников трагических лет «Мама, роди меня обратно».
Престижность городских районов стремительно менялась. Котировался восток и обесценился центр — квартиры внутри Садового сбывали за гроши. Подпрыгнул спрос на нижние этажи, и никто не хотел селиться в роскошных остекленных пентхаусах. Народ ринулся вон за город, скупая под застройку любые конуры и халупы, лишь бы в благодатном отдалении за кольцевой, на природе.
Появились коммерческие, а затем и VIP-вагоны метро — с роскошными диванами и отдельным кондинционированием. Вход в еще вчера пролетарскую подземку разом подпрыгнул до пятидесяти рублей — но вновь, как при забытой советской власти, заработала благодатная вентиляция.
Пансексуальность стала нормальной чертой столичного мышления и быта. Отец советско-русской сексологии профессор Кон в очередном спецвыпуске московских новостей, давно уже посвящаемых дежурной и важной теме, заявил уверенно и благодушно: все происходящее — не более чем эманация естественных человеческих влечений и чаяний, много десятилетий подавляемых ханжескими властями. И теперь изучение ЕЕ в школе следует перенести из курса сексологии в курс астрономии, против астрономии же, надеется профессор, не станут возражать даже самые сексуально непросвещенные педагоги.
Впервые за двадцать лет в Москве вдруг скакнула рождаемость. Одни социологи связывали это с «синдромом полярной ночи», другие говорили о роли постоянно возбуждающего фактора, третьи же зловеще сравнивали с массовыми совокуплениями леммингов перед коллективным самоубийством: народ всегда знал, что больше мальчиков рождается к войне и прочим катаклизмам.