Белый олеандр

Вот что значит быть красивой, думала я. Вот что чувствовала мама! Глаза, сбивающие тебя с траектории полета. Я одновременно сосредоточивалась на мишени и ощущала свои босые ступни на пыльном дворе, крепнущие ноги, грудь в новом лифчике, длинные загорелые руки, белые волосы на горячем ветру. Я чувствовала, что красива и в то же время — что мне помешали. Не привыкла к таким сложностям.

Глава 7

В ноябре с его синими сумерками и золотистыми от солнечных лучей валунами мне исполнилось четырнадцать. Старр закатила вечеринку с клоунскими колпаками, серпантином и пригласила парня Кароли и даже моего соцработника, пикового валета. Был магазинный торт с фигуркой гавайской танцовщицы в дикарской юбочке и моим именем синими буквами, и все пели «С днем рожденья тебя!». На торте стояла толстая свеча, которая никак не гасла, так что желание мое не сбылось. А загадывала я, чтобы всегда было так, как сейчас: жизнь — праздник в мою честь.

Кароли купила мне зеркальце для косметички, а Оуэн и Питер подарили ящерицу в банке с ленточкой. От Дейви я получила большой лист картона, на котором он лентой приклеил помет разных животных и рядом отпечатанные на ксероксе образцы их следов с аккуратными надписями. Старр презентовала зеленый тянущийся свитер, а соцработник вручил набор заколок для волос со стразами.

Последним я открыла подарок Рэя. Осторожно развернула бумагу и увидела резное дерево с мозаичным лунным цветком ар-нуво, как на обложке первой маминой книги. Шкатулка для драгоценностей. Пахло свежей стружкой. Я провела пальцами по цветку, представляя, как Рэй вырезал сложные детали, подгонял их так тщательно, что совершенно не заметны стыки. Наверное, мастерил по ночам, когда я спала. Я боялась показать, как сильно она мне понравилась, и просто сказала «спасибо». Надеялась, что он сам все поймет.

Начались дожди, и двор превратился в глубокое месиво. Река поднялась. На месте сухой земли с валунами и чапаррелем по широченному руслу несся грязный поток цвета кофе с молоком. Часть обожженных горных склонов с гулом обвалилась. Я и не представляла, что может так лить! Мы только и делали, что подставляли под дыры в потолке кастрюли, коробки и банки, выплескивая накапавшее во двор.

После семилетней засухи долгожданный дождь выдали оптом. Лило без передыха все рождественские праздники. Мы томились в трейлере. Мальчишки играли с нинтендо и в дорожные гонки и в сотый раз смотрели двухсерийный фильм «Нэшнл джиографик» про торнадо.

Я целыми днями качалась на качелях на веранде, смотрела на пелену дождя и слушала, как барабанит вода по металлической крыше, как стекает к реке, где переворачиваются валуны, с корнем вырываются деревья и плывут, сталкиваясь, точно кегли для боулинга. Все приобрело бледный серовато-коричневый оттенок, как старая фотография.

Когда краски блекли и мне было одиноко, я вспоминала Христа. Он знает, о чем я думаю, знает все. Хотя я Его не вижу и не чувствую, Он позаботится, чтобы я не упала, чтобы меня не смыло потоком. Иногда я раскладывала Таро, но там не было ничего нового — те же Мечи, Луна, Повешенный и горящая Башня с короной и падающими людьми. Иногда, когда Рэй оставался дома, мы играли в шахматы. Он курил травку или учил меня в сарае за верстаком мастерить простенькие поделки вроде скворечника или рамки для фотографий. Иногда разговаривали на веранде под аккомпанемент приглушенных дождем звуковых эффектов видеоигр, «Двойного дракона» и «Заксон». Рэй облокачивался о столб веранды, а я устраивалась на диване-качалке.

Однажды он вышел и долго курил трубку, прислонившись плечом к столбу и хмуро глядя куда-то в сторону. Он был не в духе.

— Думаешь иногда об отце? — спросил Рэй.

— Я его не помню. Мне было два, когда он ушел. Или мама его бросила. Не знаю.

— Она тебе о нем рассказывала?

Мой отец — силуэт, образ, сотканный из неизвестности, фигура из дождя.

— Если я спрашивала, она говорила: «У тебя не было отца. Я твой отец, ты выскочила у меня изо лба, как Афина».

Рэй грустно рассмеялся.

— Ну и характер!

— Однажды я наткнулась на свое свидетельство о рождении. Отец: Андерс, Клаус; второго имени нет; место рождения — Копенгаген, Дания; проживает в Венис-Бич, Калифорния. Ему сейчас, наверное, пятьдесят четыре.

Больше, чем Рэю.

Грянул гром, хотя из-за туч молнии видно не было. Диван поскрипывал, а я думала об отце, Клаусе Андерсе, без второго имени. Я как-то нашла его полароидную фотографию в маминой книге «Ветру навстречу». Они сидели рядом в кафе у океана вместе с целой компанией, и у всех был такой вид, словно они только что с пляжа — загорелые, длинноволосые, в бусах. На столе пивные бутылки. Клаус положил руку на спинку маминого стула, небрежно и властно. Они вдвоем сидели в солнечном пятне, распространяя вокруг себя ауру красоты. Похожи, как брат с сестрой. Блондин с львиной гривой и чувственными губами широко улыбался, и уголки его глаз были приподняты. Ни мама, ни я так не улыбались.

Этим фото и свидетельством о рождении ограничивалось все, что мне от него досталось. Ну и еще знаком вопроса в моем генетическом коде.