Белый лоцман

Белый то просыпался и, уловив всплескивания караулящего врага, содрогался от ужаса, то снова уносился в свои кошмарные сны… Оскаленные челюсти, щупальца головоногих, кровавая пена, кровь, кровь, кровь — отовсюду, а он сам, раненный, беспомощный, такой одинокий… В сущности вся его жизнь была лишь кровавой борьбой и только борьбой. Всегда окруженный врагами — и ни минуты покоя. Ни минуты. Был бы у него товарищ, хотя бы один, который бы бодрствовал, когда он спит. А как хорошо было когда-то около того большого глянцевито-черного существа, того доброго существа, которое защищало его от всех, но, увы, однажды не вернулось к нему…

Ночной мрак рассеивался. В зеленоватых сумерках уже просвечивалось неглубокое дно — ровная скалистая площадка, обросшая кораллами и усыпанная, будто галькой, мидиями. А в самых глубоких местах виднелись пучки морского салата, нежного, ярко-зеленого. Две морские звезды подрались, не желая делить пойманную добычу. Белый, словно сквозь туман, видел, как они впиваются друг в друга глазами, находящимися на кончиках лучей, на каждом луче — по одному глазу, как бросаются в яростную атаку и как также стремительно отскакивают друг от друга. Под ними лежала полуоткрытая мидия — жемчужница — причина раздора.

Вдруг Белый встрепенулся. Из-за коралловых обломков перед заливом высунулась какая-то толстая змея. Но нет, это была не змея. Дельфин увидел два ряда белых присосков. Вот вытянулось первое, за ним второе щупальце, согнулись, проползли немного вперед, потом третье, четвертое, а за ними показалась и зеленая спина старого осьминога. Глаза его, выпуклые, немигающие, смотрели свирепо. По толстому мешку, который волочился за восемью его руками, пробегали фиолетовые полосы. А где-то в страшной дыре среди вытянутых щупалец яростно щелкал острый клюв.

Белый отпрянул в глубь залива, а осьминог бесшумно спустился в воду и вытянул вперед свои хищные щупальца, уверенный, что добыча не уйдет от него.

Человек в это время вышел из своей хижины и, стоя у порога, потянулся. Его сильные суставы громко хрустнули. Затем он посмотрел вниз на светящийся синевой залив и увидел осьминога.

— Ах, ты проклятый! — пробормотал он. Схватил недоконченную мачту и, замахнувшись, ударил ею головоногого. Но она отскочила от него, словно от резинового мяча. Человек размахнулся второй раз, но осьминог опередил его. Схватив бревно, он резким движением вырвал его из рук человека. Затем отскочил назад и исчез среди волн за каменной преградой, утащив с собой и пятиметровую балку.

— Что же теперь делать? — вслух сказал человек. — Как быть без мачты? И опустил беспомощно руки.

Белый наблюдал за ним с другого конца залива, уже примирившийся с новой угрозой, со всем, что его ожидало. Лишь в его испуганных глазах был ужас бессилия. Что готовит ему этот новый враг? То, что он враг, в этом дельфин не сомневался. Вокруг были только враги, весь мир кишел врагами, которые, притаившись, дожидались, когда смогут растерзать его на части. Весь мир! Бежать некуда! Везде его найдут! И ни одного друга…

Под ним две звезды в яростной схватке сплелись в колючий узел и поливали друг друга ядом. Большой кривой рак, крадучись, подковылял к ним, схватил убитую жемчужницу и поволок ее наверх.

Внезапно луч у одной звезды с треском отломился как гнилая доска. Напуганные этим треском драчуньи отскочили в разные стороны. На поле сражения остался лишь отломанный луч. И странно! Он вдруг начал медленно двигаться, тихонько шевеля своими бесчисленными ножками, словно был настоящим живым существом. А в это время рак, забравшись на верхнюю террасу, лакомился легко добытым завтраком. Вытаскивал своими сильными клешнями мясо мидии кусочек за кусочком и жадно засовывал его в свой страшный рот, в котором, будто мельничные жернова, вращалась дюжина челюстей.

Из-под разорванного тела мидии показалась черная жемчужина, огромная жемчужина, сверкающая своим перламутровым блеском — настоящее сокровище. Обглодав добычу, рак спрятался в свою нору, оставив на дне раковину с ненужной ему жемчужиной. Ведь там не осталось ничего съедобного, значит, и ничего полезного.

А в двух шагах от него сидел на берегу человек, устремив затуманенный взор куда-то на север. И в этом взгляде были тоска и укор чему-то более сильному и непреодолимому. Тоска! И полная беспомощность!