Безупречной честности и большой работоспособности, он все же не оказался на высоте при новом крупном масштабе работ. Он окончательно изнервничался, ссорился с представителями других ведомств, внося в работу много трений. На должность начальника снабжения я привлек генерала Ставицкого; назначение это оказалось удачным, и новый начальник снабжения успешно выполнял свои обязанности до самого оставления Крыма.
4 августа я получил рапорт генерала Слащева:
«Срочно. Вне очереди. Главкому.
Ходатайствую об отчислении меня от должности и увольнении в отставку. Основание:
1) удручающая обстановка, о которой неоднократно просил разрешения доложить Вам лично, но получил отказ;
2) безвыходно тяжелые условия для ведения операций, в которые меня ставили (особенно отказом в технических средствах);
3) обидная телеграмма № 008070 за последнюю операцию, в которой я применил все свои силы, согласно директиве и обстановке. Все это вместе взятое привело меня к заключению, что я уже свое дело сделал, а теперь являюсь лишним.
№ 519, х. Александровский, 23 часа 2 августа 1920 года.
Слащев».
Рапорт этот являлся ответом на телеграмму мою, в коей я выражал генералу Слащеву неудовольствие по поводу его последней операции. Я решил удовлетворить его ходатайство и освободить от должности. Ценя его заслуги в прошлом, я прощал ему многое, однако за последнее время все более убеждался, что оставление его далее во главе корпуса является невозможным.
Злоупотребляя наркотиками и вином, генерал Слащев окружил себя всякими проходимцами. Мне стало известно из доклада главного военного прокурора об аресте по обвинению в вымогательстве и убийстве ряда лиц с целью грабежа начальника контр-разведки генерала Слащева военного чиновника Шарова.
Последнего генерал Слащев всячески выгораживал, отказываясь выдать судебным властям. Следствие между прочим обнаружило, что в состоянии невменяемости генералом Слащевым был отдан чиновнику Шарову, по его докладу, приказ расстрелять без суда и следствия полковника Протопопова как дезертира.
Полковник Протопопов был расстрелян, причем вещи его, два золотых кольца и золотые часы, присвоил себе чиновник Шаров. Бескорыстность генерала Слащева была несомненна, и к преступлениям чиновника Шарова он, конечно, прямого касательства не имел. Опустившийся, большей частью невменяемый, он достиг предела, когда человек не может быть ответствен за свои поступки.
Немедленно по получении рапорта генерала Слащева я телеграфировал ему:
«Генералу Слащеву.
Я с глубокой скорбью вынужден удовлетворить возбужденное Вами ходатайство об отчислении Вас от должности командира 2-го корпуса. Родина оценит все сделанное Вами. Я же прошу принять от меня глубокую благодарность. Назначенный командиром 2-го корпуса генерал Витковский завтра выезжает в село Чаплинку. Впредь, до его прибытия, в командование корпусом укажите вступить старшему. Вас прошу прибыть в Севастополь.
Назначенный командиром 2-го корпуса, начальник Дроздовской дивизии генерал Витковский был генерал большой личной храбрости, прекрасно разбиравшийся в обстановке, исключительно хороший организатор. Последнее было особенно важно для 2-го корпуса, сильно расстроенного управлением последнего командира.
Я решил, ввиду того что с развитием операции на Кубани северный участок фронта являлся вполне самостоятельным, объединить войска 1-го, 2-го и конного корпусов в 1-ю армию, во главе которой оставить генерала Кутепова. Во главе 1-го корпуса я поставил коменданта Севастопольской крепости генерала Писарева.
5 августа генерал Слащев прибыл в Севастополь. Вид его был ужасен: мертвенно-бледный, с трясущейся челюстью. Слезы беспрерывно текли по его щекам. Он вручил мне рапорт, содержание которого не оставляло сомнений, что передо мной психически больной человек.
Он упоминал о том, что «следствием действий генерала Коновалова, явилась последовательная работа по уничтожению 2-го корпуса и приведению его к левосоциал-революционному знаменателю», упрекал меня в том, что, «чтобы окончательно подорвать дух 2-го корпуса, моим заместителем назначен генерал Витковский, человек, заявивший в момент ухода генерала Деникина, что, если уйдет Деникин – уйдет и Витковский со своей Дроздовской дивизией».
Рапорт заканчивался следующими словами: «Как подчиненный ходатайствую, как офицер у офицера прошу, а как русский у русского требую назначения следствия над начальником штаба Главнокомандующего, начальником штаба 2-го корпуса и надо мной…»
С трудом удалось мне его успокоить. Возможно задушевнее я постарался его убедить в необходимости лечиться, высказывая уверенность, что, отдохнувши и поправившись, он вновь получит возможность служить нашему общему делу. Я обещал сделать все от меня зависящее, чтобы уход его не был истолкован как отрешение.