Белый Клык

Ведь дружба между черным медвежонком и щенком, в чьих жилах кровь гончей маккензи смешалась с кровью эрдельтерьера и шпица, была вещью неслыханной, и тем не менее Мики и Неева стали верными друзьями. И Макоки усмотрел бы в этом доказательство благожелательного внимания к ним Иску Вапу, с самого начала назначившей для них особую судьбу. Именно она, сказал бы Макоки, повела Чэллонера по следу матери Неевы и помогла ему убить старую медведицу; именно она надоумила его связать щенка и медвежонка одной веревкой, для того чтобы они, свалившись с его челнока в стремнину, не погибли, а, наоборот, помогли друг другу спастись и подружились. «Неева-павук» (два маленьких брата) – назвал бы их Макоки, и, встретившись с ними, он скорее позволил бы отрубить себе палец, чем причинил бы им малейший вред. Но Макоки даже не подозревал об их существовании, и в то утро, когда они пировали у туши карибу, он в ста милях от места их пира торговался с белым путешественником, который хотел нанять его в проводники. Ему и в голову не пришло, что в эту минуту сама Иску Вапу находилась возле него и готовила событие, которому было суждено сыграть значительную роль в жизни Неевы и Мики.

Тем временем Неева и Мики уписывали мясо так, словно умирали с голоду. Они оба были на редкость практичными существами. Они не задумывались над тем, что осталось в прошлом, и полностью отдавались настоящему. Два дня, насыщенные горестными событиями и опасными приключениями, казались им долгими, как год. Неева все меньше и меньше тосковал по матери, а Мики как будто вовсе не вспоминал хозяина, с которым разлучился так недавно. Зато их память в мельчайших подробностях хранила все происшествия прошлой ночи: их сражения не на живот, а на смерть с огромными совами, их бегство, погоню волчьей стаи за молодым карибу и (это, конечно, помнил только Мики) короткую страшную встречу с Махигун, злобной волчицей, изгнанной из стаи. Ее укус все еще жег плечо щенка. Но от этого аппетит Мики нисколько не уменьшился. Испуская время от времени глухое рычание, он продолжал терзать тушу, пока совсем не объелся.

Тогда он сел на задние лапы и посмотрел в ту сторону, куда убежала Махигун. Он смотрел на восток, в направлении Гудзонова залива, – на огромную равнину между двумя грядами холмов, густо поросших лесами, которые утреннее солнце одевало золотом и багрянцем. Никогда прежде он не видел мир таким, каким увидел его теперь. Волки настигли карибу у самого обрыва плоского холма, который выдавался из черного совиного леса, как короткий толстый язык, и туша лежала на травянистом уступе, под которым начиналась равнина. С края этого уступа Мики глядел вниз и дальше – в неизмеримую даль, где расстилавшиеся перед ним чудеса постепенно сливались в трепещущую солнечную дымку под голубым небом. Он видел перед собой настоящий рай для зверья, суливший им с Неевой необыкновенно приятную жизнь, – сочные зеленые луга, рощи, похожие на ухоженные парки и у дальней гряды постепенно сливавшиеся в один густой лес. Пышно разросшийся кустарник пестрел всей роскошью ярких июньских красок, там и сям сверкали излучины ручьев, а в полумиле от их холма блестело озеро, похожее на огромное зеркало в лиловато-зеленой оправе из елей и пихт.

Где-то там исчезла волчица Махигун. Мики подумал, что она может вернуться, и понюхал воздух, стараясь уловить ее запах. Но тоска по матери, которую пробудила в нем Махигун, рассеялась бесследно. Он уже начал улавливать всю глубину различия между собакой и волком. Час назад, вдруг поддавшись иллюзии, что его мать еще может отыскаться, он принял за нее волчицу. Но теперь он разобрался в своей ошибке. Ведь еще чуть-чуть – и зубы Махигун прокусили бы его плечо или перервали сонную артерию. Тебах-Гон-Гавин (Единый великий закон) прочно входил в его сознание – неумолимый закон выживания лучше приспособленных. Жить – значило бороться за эту жизнь, убивать врагов, брать верх над всеми, у кого есть лапы или крылья. И на земле, и в воздухе его подстерегала опасность. С тех пор как он потерял Чэллонера, только Неева отнесся к нему без враждебности и принял его дружбу, – Неева, осиротевший медвежонок. И Мики повернулся к Нееве, который огрызался на пеструю сойку, кружившую над тушей в надежде поживиться кусочком мясца.