Белый карлик

За полгода до нашего изгнания мы заработали на овощах, разгрузили несколько вагонов. Не только мы, конечно, но всем неплохо заплатили. И нам одной стобаксовой бумажкой на двоих, она у Гриши под скатеркой спрятана. У него на столе скатерть, как у приличного. Всегда мечтал, говорит, надоело на клеенке, всю жизнь как свинья ел. Почему свинья, не знаю, на клеенке куда гигиеничней, протрешь грязь мокрой тряпочкой и снова порядок. Всего не протрешь, он считает, а скатерть признак уюта. Пусть серая от употребления, все равно не убедишь его.

Победовали неделю, две, пришлось вытащить бумажку. Гриша отправляется менять ее на рубли. Вечером прихожу, весь день искал подкалымить, а он молчит. Молчал, молчал, потом рассказал.

- Пошел менять где поближе, на угол в пиво-воды...

Я же говорил ему!.. Хозяин взял бумагу, вошел в свою будку и не возвращается. Окошко у него зашторено, не видно что творится внутри. Гриша ждал, ждал, решил постучаться. Долго стучал, наконец высунулась рожа, совсем другая, и говорит - твоя деньга фальшивая, иди отсюда. Окно захлопнулось, разговор окончен. Гриша постоял и вернулся.

- Что с ними сделаешь, как-нибудь проживем...

Будь я в нормальном настроении, повздыхал бы с ним и забыл. Сам виноват, шел бы на обменный пункт, ведь рядом, а с бандитами не связывайся. Но я был на взводе от всех этих дел, неустройства своего... Поэтому, ничего не сказав ему, на следующее утро пошел на угол.

***

Хозяин невысокий человек с узким лицом. Губы щелью, брови густые, он как раз вышел из будки, ставни снимает. Я подошел, говорю все, что думаю о нем. Он не глядит на меня, молчит, лицо ничего не выразило. Я закончил речь, он сунул голову в окошко и зовет:

- Мамед, к тебе человек по вчерашнему вопросу, разберись.

А мне:

- Зайди к нему, он разберется.

Или примерно так сказал, никакого акцента у него, нормальный русский голос. Я даже успокоился, все-таки напряжен был.

С торца небольшая узкая дверца. Домик из прочной жести, а дверь вообще бронебойная, толстый стальной лист. Ручки нет, я схватил за петлю для висячего замка, потянул, дверь легко подалась, мягко отворилась. И вижу, на полу, а это узкий проход между мешками у задней стенки и передней стеной, где окошко для торговли... там человек лежит, ботинками к двери, спиной к ящикам с пивом прислонился. Он полулежал, полусидел, в одной руке окурок, другая за пазухой свободно размещается. На нем длинное кожаное пальто, на голове ничего, волосы темно-русые, слегка вьются. Глаза у него карие, теплые, веселые... красивый малый лет тридцати пяти, с небольшой бородкой, усиками, вполне культурный вид.

- Мы все сказали старику, ты не понял?.. Деньги фальшивые.

- Верни тогда деньги, - говорю.

- А, вернуть... пожалуйста... - он отвечает, и рука, что за пазухой, понемногу выползает на свободу. И я вижу знакомую вещь перед собой, серьезный калибр...

Оказалось, ничего не забывается. Рывок вправо, упал на бок, откатился в сторону... теперь очередями, очередями, чтобы не высунулся!.. И гранату в окошко!..

Смех меня остановил. Ни автомата, ни гранат, я в грязи на тротуаре лежу. Передо мной стоит тот, первый, и негромко смеется:

- А ты, оказывается, солдат.

И второй, выглядывает из двери, в руках уже ничего, встал, потягивается, подходит и очень дружелюбно говорит:

- Шютка. Реакция у тебя... Но если б я хотел, понимаешь... Ты бы не успел дверь открыть!..

- А я бы не открывал, гранату в окошко...

Оба подошли вплотную, южные люди общаются на близком расстоянии, если доверяют.

- Слушай, зачем тебе фальшивая бумажка? Или не веришь?..

- Проверим?

- Пошли.

Вытаскивает бумажку, я вижу, та самая, один уголок помят и слева внизу небольшой надрыв.

Пошли на пункт обмена, он рядом. Оказалось, они правы.

Посмеялись они, а потом тот, кто на полу лежал, говорит:

- Тебе, солдат, мы готовы уступить, половину заплатим. Иди к нам, ты нужный человек.

- Ну, не-ет, - отвечаю, - я свое отвоевал.

Они снова посмеялись, ладно, подумай... И вообще, приходи, еще разменяем.

Мне это не понравилось. Не хочу войну в наш дом заносить. Долго старался забыть ее. Оказывается, не получилось. Тело помнит, тело...

***

Проели эти деньги, а дальше что?

Дальше еще хуже пошли времена. Полезли изо всех щелей уроды, глазенки выпучили... Этого - уби-ить, того - замочи-ить... Не помню такого, в забитости жили, но без кровопускания обходились. Пусть ругал, обвинял, смеялся над сказками, но такой свободы не ожидал...

Сидим по-прежнему в домашней щели, свою улицу знаем, район - хуже... Поневоле вспоминаю - перелески, лесостепь, скудная растительность... и вдруг, резко - поднимаешься на холмик, он еще заросший редкой курчавой травкой, выжженной донельзя... вырастаешь над холмом - и перед тобой сверкающий до боли песок. Пустыня ждет!.. Стою перед ней, горячий ветер провяливает кожу и мясо...

Что город, что пустыня, все у меня смешалось.