Белый карлик

Уехал, учительская конференция подвернулась. Тогда активно опыт перенимали, как лучше знания школьникам всучить. Уже не помогало. Когда общество меняется, не до наук. Люди карабкаются, ногти срывают, чтобы выжить. И этим сами себя губят. Но это слишком серьезный разговор.

Вернулся, Марины нет, вещей никаких, и мебели, что успели накупить. И вообще - ничего не осталось. Несколько хозяйских вещичек, голая квартира. Все бы ничего, веранду жаль. Словно живое существо оставляю. Окна эти беспомощные, ступеньки, ведущие в траву... Одну я чинил, забиваю гвоздь - не держится, пальцами вытаскиваю из гнилья...

Здесь, на веранде я понял, от меня отрезали отжившую ткань, и вместе с ней - живую. Одновременно, по-другому не бывает. Та, что мертва, сначала жила, даже бурно, а потом стала мешать, но я не понимал. В каждом живет примитивный зверь, любой мужчина вам признается. Не скажу, что против, мне нравится. Но потом устаю от самого себя, довольно однообразное занятие, начинает подташнивать от избытка простых чувств. И есть глубокая жизнь, то, что называют вершины, да?.. В этом я слаб - все больше насмешничаю, кривляюсь... Боюсь глубоко проникать. С глубокими мыслями трудно выжить. Когда надо выкарабкиваться, думать опасно, это я точно знаю. Иначе песком засыплет рот и глаза, я видел, быстро происходит. Вот говорят, мирное время... А я не вижу, где оно, по-прежнему топят друг друга и подстерегают.

Конечно, неплохо бы меру соблюсти, чтобы и простые чувства, и глубокие... и вниз до предела, и вверх, то есть в глубь...

Тьфу, зарапортовался, умные мысли хоть кого запутают, не то что меня.

А с Мариной я уже накувыркался, но понятия и решительности прервать не хватало. Что-то давно замечал, но себе не верил, обычное дело. И кто-то за меня, властно и решительно, взял и отрезал, по границе мертвой и живой ткани.

Но вот веранду... живую прихватил, то ли по ошибке, то ли для острастки.

Домой, домой надо, так я думал и повторял, про себя и шепотом, возвращаясь к своему дому на окраине, автобусом, потом другим... Меня качало на ухабах... повороты, лесные дорожки, деревня брошенная, будто разбомбленная, пустые заколоченные дома... окружная... У себя надо жить! Сколько раз я это говорил себе, а сдержать обещание не мог. Все кажется, есть где-то небывалое тепло, люди ждут тебя - а, вот, наконец явился!... Заждались, да?..

Ах, ты, господи, как противно жить.

***

Исчезла Марина, делась куда-то, мы и не развелись.

Я не выяснял, где она и что, так жил несколько лет. Как можно? Настроение было такое, страничка прочитана, хватит с меня. Так со мной не раз бывало - затягиваюсь, увлекаюсь, а потом чувствую - в луже сижу... И одну мысль лелеял - бежать, исчезнуть, забиться куда-нибудь, чтобы тебя забыли, и самому забыть.

А потом Лариса появилась. Подумывал о втором браке, к тому же паспорта меняли, так что пришлось первую жену поискать. Оказалось, Марины нет в живых. Уехала в малоизвестный город в Татарии, там жила, работала, потом ее сбила машина, она всегда неосторожно ходила.

От нее мне достался разваленный домишко на окраине этого городка. Район старый, заброшенный, владельцем долго не интересовались, есть и есть такой. А когда стали с налогами приставать, хватились, обнаружили смерть, кинулись за наследником, а тут и я на горизонте. Платить за наследство не хотел, дорого это, оказывается... И вообще - расстались, ничего от нее не надо. Потом думаю, пусть, лучше мне, чем никому. Мало ли, вдруг выпрут из столицы, у нас никогда не знаешь, кто крайний... и что делать будешь?.. Оформил не глядя. Так этот домик и висел на мне грузом, пользы никакой. И не рассмотрел его толком, а налог пересылал на какой-то счет.

Оказалось, это единственный в моей жизни разумный шаг был.

Глава четверая

***

А теперь ушел и от Ларисы. Вернулся в соседи к Грише, он рад, добрый человек. Старше меня лет на двадцать, а непрерывные романы с продавщицами, пьянки- гулянки... Разные люди у него перебывали - и всякая рвань, и новые художники... а когда-то захаживали образованные диссиденты, театральная элита... Что у него в прошлом, никто не помнит, а я знаю, но помалкиваю, из меня клещами не вытянешь. Тоже лишнего не спрашиваю, не любит. А так человек широкий, вечно веселый за исключением запоев. Когда допекает страсть, становится мрачен, но по-прежнему болтлив, и тут я ему постоянно нужен, очень нужен! Особенно, когда жажда слабеет, когда качаешься между пить или не пить... Разговоры все о жизни и смерти... но о смерти больше говорит.