Белый кафель, красный крест

Отработав номер, она влетела в гримёрку. Там уже переодевалась стриптизёрша рангом пониже – та, которая работала на столах и зарабатывала в основном на сексе с клиентами. Сквозь сероватый загар солярия на её бедре проступал отпечаток мужской пятерни. Девчонка замазывала его тональным кремом и подпевала очередной песенке. На мгновение Ларисе показалось, что зрачки маленькой дурочки блеснули розовым – как будто отразилась задняя стенка безмозглого черепа.

Лариса вытащила из трусов наличку. Рубли, доллары, финские марки – и записку. «Может, выпьем ещё? Я буду тебя ждать. Костя»

– Лорик, сходишь к французам в кабинку, а? – вбежал в гримерку Вовик. По штатному расписанию он значился «менеджером», но его обязанности больше подходили должности сутенера.

– Вовик, ты же знаешь, что не пойду, я женщина замужняя. Вон, предложи Лизке – ей вечно деньги на тональник нужны – синяки на коленках замазывать.

– Они тебя хотят! Ты ж наша прима!

– Потому я и прима, что трусов не снимаю. Ни у шеста, ни в кабинке. Отвянь, Вовик, а то шефу настучу.

– Ну да, ты у нас на особом положении. Ты с ним спишь, вот и кобенишься.

– А кто мешает тебе с ним спать и кобениться, дорогой?

Вовик густо покраснел: спать с шефом ему мешала исключительно гетеросексуальность последнего. Поэтому Ларисе он завидовал лютой завистью. А зря. На самом деле шеф был давним Ларисиным другом – еще с тех пор, как она фельдшерила на «скорой». Тогда она отвезла его с пулевым ранением к знакомому хирургу, который на дому обработал простреленное плечо и ни слова не сказал милиции. Хирург за молчание получил приличную сумму, а Лариса – работу и покровительство от хозяина. С шефом она никогда не спала: «Друзей не надо ебать, с друзьями надо дружить!» – часто говорил хозяин кабака.

К трём часам ночи работа была закончена. Костик сидел в окружении пустых пивных бутылок – бутылочное пиво дешевле разливного.

– А пойти-то нам некуда, – спокойно сказала Лариса, усаживаясь за стол.

– М-м-можно ко мне, – сказал хорошо поддатый Костя. Опьянение придавало ему какую-то беззащитность и странную привлекательность, и Лариса согласилась.

Костя жил в коммуналке посреди Невского проспекта. Жил он с мамой, но мама существовала внутри собственного мира: днем она в своей загородке смотрела телевизор, ночью уходила гулять с собакой, возвращалась только утром, собрав все пустые бутылки в округе. Так что к приходу Ларисы с Костей комната была свободна.

Лариса много позже разобралась в том, почему она рухнула в отношения с пьющим школьным завучем. Нравились ей совсем другие мужчины – брутальные, со звериными повадками, не слишком умные, от которых пахло криминалом и опасностью. В постели они брали Ларису, как вещь, и она испытывала от этого острое унизительное наслаждение.

С Костей было по-другому. Не он брал её – она затягивала Костю в своё лоно, как будто хотела «родить его обратно», вобрать в себя. Она была сильнее, а он нуждался в защите. Нуждался так, что через месяц она сказала мужу, что уходит. Пусть подыщет себе компаньона – снимать квартиру.

Муж пожал плечами и помог собрать вещи. На прощанье Лариса поцеловала его в щеку, он погладил её по голове, и то, что произошло минутой позже, прямо в прихожей, было тоже – на прощанье.

Лариса стала жить в коммуналке. Она нашла общий язык с соседями – хватило одного визита шефа с его «мальчиками», чтобы соседи стали тихо обходить её в коридоре. Глядя на то, как бедно и расчётливо живет Костина мать, Лариса попыталась её подкормить.

Старуха равнодушно отодвинула от себя тарелку с деликатесами и покачала головой.

– Вы меня не любите? – в лоб спросила Лариса.

– Любить мне тебя не с чего, но и ненавидеть тоже. – Костина мать закурила «Беломор». – Ты хорошая девка.

– Тогда почему не едите?

– Не хочу привыкать, Ларочка. Потом поймёшь.

...«Потом» случилось через пару месяцев. Лариса поняла, что Костя – алкан. Самый обычный, клинический алкоголик. Утро начиналось с пива, вечером они шли в гости, и там уже была водка. Возвращаясь домой, Костя догонялся тем, что оказывалось под рукой, – не важно чем, лишь бы покрепче. Лариса незаметно стала пить, не отставая, пока не поняла, что на носу госэкзамены.

К тому времени она уже знала о том, что Костя – безотцовщина, что родила его мать поздно, «для себя», от дворового алкоголика. Что в Питер они переехали из южного городка, обменяв двухкомнатную квартиру на комнату с доплатой, потому что Костя подсел на героин, нужны были деньги на лечение и требовалось увезти сына подальше от его знакомых...

С героина Костя слез самым распространённым способом: он «сел на стакан». Не успела Лариса осмыслить простенький тезис «А оно мне надо – жить с человеком, который во сне потеет перегаром?», как Костя пришел домой со странным выражением лица.

– Ты знаешь, у меня подозревают туберкулёз. Ты меня теперь бросишь, да? – виновато спросил он, вертя в руках большой картонный конверт.

– К тридцати годам большинство жителей мегаполисов инфицировано туберкулёзом, – спокойно сказала Лариса. – Покажи-ка снимки.