Белый индеец

Барабаны разносили весть о смертельной угрозе. Вожди и старейшины алгонкинов готовились к встрече с врагом. Они обещали оттава помощь в войне с могауками, но оттава потерпели позорное поражение, и алгонкины остались в одиночестве. Разумеется, обещания следует выполнять, но, как сказал один из старейшин (а ему было уже восемьдесят лет), алгонкины не ссорились с сенеками. И ни один разумный человек не пойдет воевать, когда сам великий сахем Гонка вышел на тропу войны.

Алгонкины прислушались к совету старого мудреца, смыли боевую раскраску и отправили делегацию просить мира.

Парламентеры встретились с отрядом сенеков на берегу озера Уиннипесоки, на земле, которую белые называли Нью-Гэмпширом.

В обмен на мир алгонкины предлагали пятьсот связок вампума[6]. Но Гонка жаждал крови и потребовал большего. Он запросил семьсот связок вампума и еще сотню ожерелий из раковин гребешков[7].

Алгонкинам очень не хотелось воевать, и они согласились. Той же ночью оба отряда выкурили трубку мира и устроили пир.

Гонка сидел в стороне, задумчиво глядя на огонь.

Пир закончился, алгонкины ушли, а сенеки разбили лагерь и стали устраиваться на ночлег. Гонка продолжал неподвижно сидеть у костра, скрестив руки на груди.

Глубокой ночью ближайшие помощники сахема, имевшие право спать рядом с ним, проснулись от негромкого звука.

Великий сахем что-то напевал, но воины не могли разобрать слов. Индейцы вежливо заткнули уши. Ведь только Гонка и верховный хранитель веры имели право говорить с самим Великим Духом, отцом всех маниту, и подслушивать было невежливо. Воины не хотели навлекать на себя гнев собеседников, хотя трудно было сказать, чья кара представлялась им более страшной — божества или великого сахема.

Наконец Гонка закончил молиться и уснул. С первым же лучом солнца он поднялся, и вскоре сенеки пустились в долгий путь домой.

Они шли на запад, пока не добрались до реки Коннектикут. Двигаться вдоль берега было легче, чем прокладывать путь в зарослях.

Вскоре сенеки подошли к Спрингфилду.

Разведчики доложили великому сахему, что впереди находится сложенный из бревен форт белых. Стены его высоки, и нельзя сказать, сколько человек защищает крепость.

Белые не отваживались заходить в землю сенеков, и Гонка не был с ними в ссоре. В прежние годы английские и французские торговцы приезжали к нему с подарками, и великий сахем знал, что у белых много хороших вещей. Из далекой страны они привезли острые топоры и чудесные ножи, а еще огненные дубинки. Такой дубинкой можно было с большого расстояния убить или ранить человека.

Но Гонке не нравилось оружие пришельцев. Стрелы и дротики сделали сенеков величайшими воинами, и великий сахем не желал изменять обычаям предков.

Однако белым принадлежало еще множество других хороших вещей. Может быть, это богатство способно заполнить пустоту, возникшую после смерти сына. Победа над оттава разожгла аппетит Гонки, а трусость алгонкинов лишила его возможности завоевать новую славу.

Великий сахем сделал знак, и отряд остановился. Воины спрятались в лесу, ожидая наступления ночи.

Каждый житель долины реки Коннектикут знает, что даже в мирное время настоящего спокойствия не бывает. Индейские племена постоянно воюют между собой, либо, объединившись, нападают на города и поселки англичан, французов-гугенотов, голландских беженцев из Нью-Йорка и немногочисленных скандинавов. Время от времени регулярные французские войска, вместе с отрядами союзных индейских племен устраивают истребительные рейды, чтобы держать коренных жителей залива Массачусетс в постоянном напряжении и не позволять им укреплять свои границы. Все белые обитатели пограничных земель берут с собой в поле мушкет, а ночью держат его у постели.

Около сорока лет назад, после войны, завершившейся в 1637 году, когда колонисты истребили почти всех индейцев этой местности и заняли их территории, действительно наступил мир. Агавамы и чикопи покорились англичанам, и форт Спрингфилд стал центром западной части колонии Массачусетс.

Деревянный форт на восточном берегу реки Коннектикут с гарнизоном в сотню человек считался неприступным. Толстые дубовые и кленовые бревна стен создавали надежную защиту от стрел и дротиков. Кроме того, в форте было четыре пушки. Самая большая, стрелявшая ядрами размером в половину человеческой головы, была, правда, не очень точна, но одного ее грохота оказывалось достаточно, чтобы дикари в панике покидали окрестности форта.

Единственной проблемой была нехватка людей, и об этом хорошо знали офицеры. Полный военный состав собирали только в случаях крайней необходимости. Часовых выставляли из добровольцев-фермеров, и в обычное время на посту находилось не больше пятнадцати-двадцати стрелков.