Белый флюгер

Карпуха спорил, упрашивал — не очень приятно лежать в обжигающей духоте чёрного печного зева, но пока печка остывала, простуда взяла его в оборот, да так, что зубы у него залязгали на весь дом. Его била злая холодная дрожь, а лоб уже пылал и всё тело горело. Через полчаса ударил кашель, нудный, мучительный, а в груди заиграло, захрипело, как на худой гармошке.

Бой за Кронштадт не прерывался ни на секунду, а у Дороховых шло своё сражение — за Карпуху. И мать была главнокомандующим в этой битве. Отца она послала в деревню со строжайшим наказом — обойти всех и любой ценой добыть сушёной малины. Хорошо бы и мёду, но знала мать, что на такую удачу надеяться нельзя.

Федька побежал в лес за еловыми ветками для подстилки в печке. Гриша получил ключ от амбара и помчался к флигелю. Помнилось ему, что где-то он видел завалявшиеся веники.

Карпухе становилось всё хуже. Он уже бредил, когда мать раздела его, нагишом засунула под печной свод и уложила животом на потрескивающие от жары еловые лапы. Парили его по очереди. То Федька наполовину вползал в топку и хлестал веником по худеньким лопаткам брата, то Гриша. Но он не мог долго дышать горячим хвойно-берёзовым настоем. Тогда отец мочил веник в ледяной воде и сам просовывал голову и правую руку в печное нутро, где жарился Карпуха.

Когда его вытащили и уложили в кровать, он был до того разморён и слаб, что не мог говорить, лишь блаженно улыбался одними глазами. Мать напоила его горячим малиновым наваром, а к пяткам поставила завёрнутый в тряпки чугунок с углями.

Дребезжали стёкла — бой за Кронштадт продолжался.

— Ещё не взяли? — чуть слышно спросил Карпуха.

Ему казалось, что прошло очень много времени, а было всего около одиннадцати часов утра.

— Возьмут! — ответил Гриша. — Ты не беспокойся!

— Миновало! — облегчённо вздохнула мать.

— Чего миновало? — не понял Карпуха.

— А то, что будет тебе дёра! — голос у матери приобрёл свою обычную задиристость. — И Крутогорову это даром не пройдёт!.. Да и тому усатому!.. Отвечаешь! — передразнила она командира. — Перед ней и передо мной!.. Ответили!.. Чуть живого привезли!.. Ты тоже хорош! Растяпа! — Это уже относилось к отцу. — Где бы валенки-то скинуть! А ты что? Так и вёз в мокрых!

Карпуха заснул, а мальчишки, пока мать не взялась за них, выбрались во двор.

Светило солнце. Начинали оттаивать сосульки. Падали первые в то утро капельки. И удивительно — этот перезвон весенних капель не терялся в могучем грохоте битвы. Над крышей дома белел никому больше не нужный петух-флюгер.

— Скинем его! — предложил Гриша.

Они вернулись и потихоньку забрались на чердак. Федька высунулся в окно и оторвал палку с флюгером на верхнем конце.

— На!

Гриша снял жестяного петуха и со всей силы швырнул его в открытое окно. Потом они снова спустились вниз и, прислонясь к берёзе, молча смотрели на залив. Там, где должен быть Кронштадт, горбилось большое дымное облако. Бой шёл внутри крепости. По льду сновали связисты и санитары. Справа двигалась к острову плотная колонна красноармейцев. Там же, на прибрежном льду, накапливалась и готовилась к броску кавалерия.

— Вот эти рубанут! — воскликнул Федька.

— Ты сюда посмотри! — сказал Гриша и указал куда-то под ноги.

У самой берёзы, защищённый от ветров могучим стволом, пригретый солнцем, выглядывал из-под снега чуть подсиненный цветок. Мальчишки присели на корточки.

— Подснежник! — произнёс Гриша. — Про него говорил командир.

Маленький, с тонкой ножкой, он расцвёл среди снега штурмовым утром, и его нежные лепестки трепетали от раскатистой канонады, напомнившей первую весеннюю грозу.

— Эй, вы! — негромко сказал кто-то. — Фокус хотите?

За берёзой стоял знакомый паренёк в финской шапке и с ним ещё пять мальчишек. Он повернул к Федьке пустую ладонь, потом закинул руку за спину и вдруг показал блюдце с куском засахарившегося мёда.

— Батя ваш спрашивал… Раздобыли!

— Давай! — обрадовался Федька.

— Вперёд скажи: куда вы ночью ездили? Бугасов болтает, что в Кронштадт!

— Военная тайна! — с фасоном ответил Федька. — Не можем сказать!

Парень посмотрел на своих дружков и, получив молчаливое одобрение, протянул блюдце с мёдом.

— На! Держи!.. А что это вы разглядывали под берёзой?

— У нас чудо! — сказал Гриша.

И все склонились над цветком. От дыхания мальчишек снежная корка просела, и рядом с первым подснежником проклюнулся другой.