Белый Дозор (под псевдонимом Алекс фон Готт)

Многие рассуждали о скором транспортном коллапсе, который скорее всего наступил бы, не прокипяти Квак двести ампул с «Salvarevitum» и не попади эти ампулы в московские медицинские учреждения. Таково было распоряжение, полученное заместителем директора от директора НИИСИ, и Квак весьма оперативно распространил препарат, отправив большую партию в «Башню» на Каширском шоссе, а также в несколько крупных московских лечебниц и даже ухитрился фельдъегерской службой переправить около сорока доз смертельного препарата в Томск, Новосибирск и в Краснодар, где друзья Спивакова давно жаждали испытать чудо-новинку на своих пациентах, действуя, из всё тех же лучших побуждений, что приводят на Марину дорогу в Навь.

Этот поступок Квака нес в себе будущее избавление Москвы и от заторов, и от, собственно, населения. Но прошло всего двое суток после смерти генерала Войтова, и страшное слово «эпидемия» еще только готовилось к тому, чтобы вскоре стать основной новостью всех глобальных средств информации.

Тимоня чувствовал себя неважно с самого утра: болело горло, и он подкашливал. Шестьдесят лет от роду, из них почти половина в лагерях – космический стаж! При таком стаже немудрено иметь некоторые проблемы с легкими. Однако рука старого карманника была тверда, а взор всё так же безошибочно вычислял в толпе будущую жертву. На ту бухгалтершу Тимоня положил глаз, когда она выходила из вагона, а он со скучающим видом подпирал колонну в вестибюле станции. Тимоня пошел за ней, притерся сзади, культурно и незаметно, не пользуясь острыми предметами, открыл ее сумочку, просто расстегнув «молнию», взял то, что было нужно, и так же культурно и незаметно сумочку закрыл. Всё это время он действовал, затаив дыхание, поскольку боялся нового приступа кашля, а уж когда, переложив свою добычу в карман полупальто и убедившись на ощупь, что под тонкой бумагой пачки денег, Тимоня начал лавировать в толпе, стремясь оказаться от тетки как можно дальше, тут-то его и настиг самый ужасный приступ кашля, когда-либо им испытанный.

– Кхе-кха-кхааа, – выпучив глаза, давился кашлем Тимоня. – Кхакх-кха-кхааакх, твою мать! – ругнулся он, согнувшись пополам и выпуская из легких последний воздух перед новым вздохом, но сделать его не удалось, словно внутри что-то заклинило. Тимоня задрожал, упал на колени. Кто-то толкнул его в плечо, кто-то задел по голове сумкой, висевшей на плече. Тимоня задыхался, и вдобавок у него страшно заболела почка. Давным-давно он отморозил спину, и раковая опухоль начала потихоньку развиваться. Возможно, она бы проявила себя еще через несколько лет, но вирус в крови Тимони заставил ее расти с невероятной скоростью. Поэтому непонятно было, от чего именно умер Тимоня: от удушья или от почечного приступа, но он умер прямо на холодном полу перехода и растянулся во весь рост, в агонии пуская ртом кровавые пузыри. Немедленно возникла давка, толпа сзади напирала на тех, кто замер, наблюдая за смертью Тимони, не в силах отвести взгляд от этого таинства.

Чужая смерть завораживает, а вот реакция на нее у всех разнообразная. Поэтому кого-то стошнило, кто-то просто перешагнул через труп, не придав увиденному ни малейшего значения (Москва учит жестокости), кто-то стал вопить и биться в истерике. Именно они заболели первыми, да еще те немногие, кто из лучших побуждений пытался оказать карманнику первую помощь. Вирус быстро проник в их тела.

Спустя полчаса у этих, продолживших свой путь граждан, начался легкий кашель. Прошло примерно такое же время, и те, кто стоял с ними плечом к плечу в одном вагоне, сидел, прижавшись коленями на дерматиновом диване, наконец, просто проходил мимо, также начали подкашливать. Зараза в огромном городе расползалась стремительно, и к вечеру пятницы в Москве был зафиксирован тройной порог эпидемии неизвестного респираторного заболевания со смертельным исходом. Название ему еще не придумали, а вирус уже забрал жизни почти пятнадцати тысяч человек, более чем в десять раз превысив уровень смертности населения за прошлые сутки.

И, конечно, надо было бы своевременно оповестить о надвигающейся катастрофе население Москвы, России да и всего мира. И проделать всё, что положено делать в таких случаях, то есть объявить карантин, перекрыть границы, закрыть аэропорты и вокзалы, связаться с иностранными правительствами, но приближались выходные, и никто из тех, от кого зависело принятие мер против эпидемии, не хотел проводить их в авральном режиме, тратя драгоценное время отдыха на бесконечные селекторные совещания и проверяя переполненные больницы, где к субботе не осталось места даже в коридорах.

Всё это, разумеется, было сделано, но позже.