Белый Дозор (под псевдонимом Алекс фон Готт)

– Если представить себе, как давно это было, можно сойти с ума всеми тремя головами разом, – вздохнули Лечуньи. – Неужели этому смертному предстоит встать впереди Белого Дозора?

– Надеюсь, что до этого не дойдет. Если такое случится, то мы и впрямь обречены, – сурово произнес Вышата и заторопился. – Прощайте же.

– Прощай и ты. Ждем новостей, – невесело ответили Лечуньи и уже вдогонку седому кудеснику крикнули: – Поклон от нас Беловодью и Белому Городу!

– Непременно, – не оборачиваясь, пробормотал Вышата, – непременно...

Идя быстрым шагом, опираясь одной рукой на посох, а другой придерживая свою длинную бороду, Вышата смотрел, как приходят в себя Алексей и Виктор. Ратники натаскали в щитах воды из соседнего ручья и окатывали их ледяной влагой. Виктор уже стоял на ногах, притворно вскрикивал, дурашливо приседал и кукарекал, хлопая себя по бокам, изображая ярящегося петуха, готового ринуться в бой. Лёша сидел на земле и счастливо улыбался. Он лишь вздрагивал, когда очередная порция холодной воды смывала с его тела накопившуся во время пути пыль, а вместе с ней и остатки тяжелого недуга. Он с наслаждением вытянул руки перед собой, сжимал и разжимал пальцы, колотил оземь босыми пятками и всё приговаривал: «Могу! Могу ведь!»

– Конечно, можешь, – Вышата подал Лёше руку. – Вставай, Родимир, тебя ждет Беловодье! Ты увидишь стены Белого Города, прекрасней которого нет ничего в твоем мире, ты встретишь новых друзей и подруг. Добро пожаловать в новую жизнь, сынок.

– Спасибо вам. Спасибо за всё, – Алексей поднялся. – А где моя одежда?

– О! Ее сожгли на костре. Одежду больного нужно сжигать, – убедительно молвил Вышата. – Боригнев, дай ему чистую рубаху, штаны, сапоги, словом, всё, что полагается. Негоже самому Родимиру – дорогому гостю, входить в ворота Белого Города в старых обносках. А ты, Богумил, пожертвуй что-нибудь для нашего друга Виктора.

Боригнев достал из заплечного мешка одежду, подал ее Лёше.

– Это мое парадное. У нас есть обычай возвращаться из похода в новом одеянии.

– А как же ты? – Лёша хотел отказаться из вежливости, но Боригнев хитро подмигнул ему:

– Не нужно смущаться. У меня есть запасное платье.

Алексей оделся в белую домотканую славянскую рубаху с вышивкой по вороту, суконные портки, которые заправил в мягкие и легкие сапоги из прочной воловьей кожи. Он остался не подпоясан, и рубаха висела на нем бесформенной хламидой. Все незаметно поглядывали на него, ожидая чего-то, и даже Вышата в нетерпении постукивал подушечками пальцев о свой посох.

– Послушай, Боригнев, дружище, не мог бы ты дать мне меч... – чуть дрожащим от волнения голосом попросил Лёша, внутри опасаясь, что его поднимут на смех эти опытные, закаленные в боях воины.

– Дать тебе, что? – громко спросил Боригнев, так, чтобы все слышали ответ.

– Меч. Оружие. Я мужчина и должен ходить с оружием, – так же громко, в тон Боригневу, и уже без малейших признаков смущения заявил Алексей.

Боригнев молниеносно переглянулся с Вышатой, и тот едва заметно кивнул. Тогда Боригнев подошел к Громобою и негромко что-то ему сказал. Громобой снял с себя перевязь с ножнами, в которых покоился тяжелый, двуручный меч. Рукоять его венчала серебряная голова вепря. Он передал оружие Вышате.

– Подойди ко мне, Родимир, – приказал Вышата.

Лёша, понимая, что наступает в его жизни очень важный момент, чуть не сбившись с шага от волнения, подошел и встал перед волхвом. Тот опустил на его плечо перевязь, перепоясал, вытащил меч из ножен, а ножны пристегнул к поясу.

– Возьми этот меч, Родимир. Владей им, и пусть злоба никогда не проникнет в твое сердце, не наполнит руки, держащие меч, неправедной силой. Обнажай свое оружие лишь против подлинного врага. По воинскому обычаю поцелуй клинок, он теперь твой, – Вышата протянул меч Алексею, и тот с поклоном принял оружие из рук волхва. Меч был увесистым и обладал какой-то своей, внутренней силой. Это был древний и славный клинок, выкованный лучшим оружейником Беловодья и не раз отведавший плоти и крови врага. Громобой порубил им столько яссов, что их головами, наверное, можно было бы утыкать все частоколы в Последнем поселке. Лёша поцеловал холодную сталь, и сила клинка передалась человеку, душа его взыграла. Алексей почувствовал, что в силах рубить направо и налево, без устали, но сдержался и под пристальным взглядом Вышаты вбросил меч в ножны.

– Знаете, мне нравится имя, которое вы мне дали, – улыбаясь, признался Лёша. – Теперь уже нравится, – повторил он, твердо сжимая рукоять меча. – Родимир – это звучит гордо. Разрази меня гром, – добавил он, чем заслужил одобрительные возгласы ратников. Виктор подошел к Лёше, пожал ему руку.

– Вот ведь как бывает в жизни. Теперь и ты, выходит, вояка.

– По-другому здесь не выжить, – сурово ответил Лёша, – в таком месте мужик без оружия неполноценен. После того как меня едва не разорвало на части то трехголовое создание, я это хорошо понял. Возьми и себе что-нибудь. Меч, топор...