Белые зубы

– Айри, дорогая, – говорила Джойс, оттесняя Айри на соседнее кресло и усаживаясь рядом с телефоном. – Ты никогда не понимала того, что людям свойственны крайности. Было бы прекрасно, если бы все были похожи на твоего отца: он не моргнет и глазом, даже если ему на голову рухнет потолок. Но большинство людей так не умеют. Маджид и Миллат часто впадают в крайности. Умничать и говорить о невмешательстве очень легко, но важно понимать, что Миллату со всеми этими его фундаменталистами угрожает большая опасность. Огромная. Я почти не могу сомкнуть глаз по ночам, так я за него переживаю. Ты же читала про все эти группировки в новостях… Это ложится на Маджида тяжким духовным бременем. Неужели я должна сидеть как истукан и смотреть, как эти двое разрываются на части, а все из-за родителей, которым – я буду с тобой откровенна, потому что это правда, – на них просто наплевать? Я хочу этим мальчикам добра, и тебе лучше других это известно. Им нужно помочь. Я только что шла мимо ванной и увидела, что Маджид сидит в горячей воде прямо в джинсах. Да. Каково? В общем, – сказала Джойс, спокойная, как удав, – думаю, в душевных детских травмах я вполне разбираюсь.

Глава 17. Важные разговоры и экстренные меры

– Миссис Икбал! Это Джойс Чалфен! Миссис Икбал. Я вас вижу. Это Джойс. Нам надо поговорить. Вы не могли бы открыть дверь?

Могла бы. Теоретически могла бы. Но в обстановке чрезвычайного положения, когда сыновья враждуют, а все остальные силы распределяются на два лагеря, Алсане нужно было принимать особые меры. Она уже испробовала мрачное молчание, словесные бои и обжировки (то же самое, что голодовка, только наоборот. Цель – разжиреть так, чтобы можно было напугать врага своими размерами), а теперь она объявила сидячую забастовку.

– Миссис Икбал, всего на пять минут. Маджид очень сильно расстроен. Он беспокоится за Миллата, и я тоже. Всего пять минут, миссис Икбал. Пожалуйста!

Алсана не встала с места. Она продолжала строчить, не отрывая глаз от черной нитки, прыгавшей вместе с иглой из одной дырочки на синтетике в другую. Она яростно жала на педаль своей машинки, так, словно пришпоривала коня, на котором мечтала умчаться на закат.

– Можно бы ее впустить, – устало заметил Самад, появляясь из гостиной. Настойчивость Джойс заставила его оторваться от «Антикварных гастролей» – второй его любимой передачи после «Уравнителя» с великим моральным арбитром Эдвардом Вудвордом. (Пятнадцать долгих лет Самад провел перед телевизором, ожидая, когда какая-нибудь домохозяйка достанет из сумочки нечто, связанное с Мангалом Панде. «Какая любопытная вещь, миссис Уинтерзад! Этот ствол от мушкета принадлежал…» Самад держал наготове телефон, чтобы в таком случае позвонить на Би-би-си, спросить адрес миссис Уинтерзад и потребовать компенсации. Но до сих пор попались только медали за Мятеж и карманные часы Хэвлока, и все же он не терял надежды и смотрел).

Он выглянул в коридор, посмотрел на тень Джойс, маячившую за двойным стеклом, и грустно почесал яйца. Самад был одет как обычно, когда смотрел телевизор: яркая майка с треугольным вырезом, под которой, как бутылка с горячей водой, проступал живот, длинный поеденный молью халат и пестрые семейники, из которых торчали тощие ноги – наследство молодости. Когда он смотрел телевизор, он был не способен ни на какие действия. В углу стоял ящик (который Самад считал антикварной вещью из-за деревянного корпуса и четырех ножек, делавших его похожим на викторианского робота) и засасывал его и вытягивал всю его энергию.

– А почему ты не можешь что-нибудь сделать, мистер Икбал? Лучше избавься от нее как-нибудь, вместо того чтобы стоять тут, выставив на обозрение дряблый живот и крошечную пипетку.

Самад пробурчал что-то и затолкал причину своих неприятностей – большие волосатые яйца и печальный член – обратно в трусы.

– Она все равно не уйдет, – пробормотал он. – А даже если уйдет, так вернется с подкреплением.

– Но чего она вообще пришла? Она что, причинила нам недостаточно неприятностей? – спросила Алсана громко, специально, чтобы Джойс услышала. – Разве у нее нет своей семьи? Почему бы ей не пойти и разнообразия ради не разрушить свою семью? У нее же есть свои сыновья, четверо сыновей! И ей мало! Сколько же сыновей ей надо?

Самад пожал плечами, выдвинул ящик и достал наушники, которые можно было подсоединить к телевизору и отключиться от внешнего мира. Он, как и Маркус, решил отстраниться от всего. Пусть делают, что хотят – вот как он теперь думал. Пусть сами разбираются в своих ссорах.

– Вот спасибо! – ядовито сказала Алсана вслед мужу, уходящему к своему Хью Скалли, к своим горшкам и ружьям. – Спасибо тебе, Самад Миа, за твою неоценимую помощь. Правильно, это по-мужски! Сначала устроить бардак, а потом под конец сбежать – пусть женщины сами все разгребают. Спасибо, муж мой!