Белые цветы

— Я даже не поверила, что это вы! — радостно говорила она, едва успев поздороваться. — Какими судьбами, Гарифулла-абы? Как поживают мои земляки?

— Все живы-здоровы, шлют тебе массу приветов, — говорил секретарь райкома. — Ну, как устроилась па новом месте? Не очень трудно приходится?

— Спасибо! Без труда ничего не дается. Все же я нашла комнату. Пожалуйста, приходите вечером — сами увидите.

— Ладно, загляну в следующий раз. А нынче некогда, тороплюсь вернуться в район: сегодня собрание актива. До свидания, Гульшагида!

Он уехал так же внезапно, как появился. Но все же счел своим долгом навестить ее. Это вселило в Гульшагиду спокойствие и уверенность в своей судьбе. Нет, она не одинока, земляки не забыли ее.

После работы Гульшагида решила наведаться в деканат. Вера Павловна обещала ей раздобыть через знакомых программы для сдачи кандидатского минимума. Гульшагида шла торопливо, — бодрое настроение после встречи с Гарифуллой не покидало ее. Да и погода изменилась к лучшему: еще вчера стоял мороз трескучий, а сегодня оттепель, даже снег чуть повлажнел. Хочется сжать в комок да и запустить в кого-нибудь. Смотри-ка, смотри, — в каком-то тумане словно бы маячит силуэт человека, — именно в него-то и хочется сейчас запустить снежок. Гульшагида опомнилась. Сердись на себя, отбросила снежный комок. Ведь она только что невольно подумала о Янгуре.

Вера Павловна уже поджидала ее в деканате. Передала необходимый материал. О вчерашнем разговоре не напоминала. И только в последнюю минуту, когда Гульшагида уже собралась уходить, как бы между прочим, сообщила, что звонил Янгура, просил передать привет.

— Верочка, зачем ты мне говоришь это? — Голос Гульшагиды задрожал от обиды. — Ты что, ходатаем выступаешь за Янгуру-абы? Пойми, это ни к чему не приведет…

На том и кончился их разговор и уж никогда не возобновлялся.

Личная жизнь, в общем-то, неудачно сложилась у Гульшагиды. Но дело не должно страдать из-за этого. Дело требует постоянного внимания.

— Алексей Лукич, у меня просьба к вам. Я уже советовалась с Абузаром Гиреевичем. Он одобряет. Нашему отделению необходимо обзавестись «пламенным фотометром», — обратилась она к главному врачу.

— «Пламенным… фотометром»? — растягивая слова, переспросил Алексей Лукич, даже изменившись в лице. — Вы что, любительский кружок фотографии собираетесь открыть?

После предупреждения профессора Тагирова Гульшагида и не надеялась быстро получить согласие Алексея Лукича, но его ответ озадачил сверх меры. Как это понять?.. Шутка?.. Нет, Алексей Лукич вроде бы не из шутников. Скорее всего — недоразумение какое-то.

— Алексей Лукич, вы должны понять, — все же продолжала Гульшагида, — невозможно полагаться на прежние методы диагностики, когда появились новые, замечательные аппараты.

— А вдруг подожжем всю больницу? — совершенно серьезно произнес Алексей Лукич.

Впервые в мыслях Гульшагиды мелькнуло тревожное подозрение: неужели главный врач больницы так погружен в административные заботы, что лишен возможности хотя бы просматривать новинки медицинской литературы? Нельзя поверить, что он не слышал о «пламенном фотометре», и теперь, задавая абсурдные вопросы, даже не старается скрыть свое невежество перед молодым врачом.

— Я видела этот фотометр в московских клиниках! — горячилась Гульшагида. — Право же, нет никакой опасности пожара. При помощи аппарата можно в течение нескольких минут определить химический состав крови.

— Сколько стоит этот аппарат? — вяло спросил Алексей Лукич. И когда Гульшагида назвала сумму, покачал головой. — Такой расход у нас не предусмотрен в смете.

— Так давайте внесем в смету на будущий год!

— Не знаю, утвердят ли такую сумму, — сомневался Алексей Лукич. — Нам ведь, Гульшагида Бадриевна, и на самые необходимые инструменты с трудом отпускают деньги. Вон в вашем отделении испортили аппарат Рива-Роччи, и я ломаю голову, где бы достать денег на покупку нового. Лев — могучий зверь, но и он не может перепрыгнуть через себя.

— Это не доводы, Алексей Лукич. Извините меня, но я не могу примириться с такими рассуждениями.

Алексей Лукич посмотрел долгим, испытующим взглядом на взволнованную молодую женщину и опять покачал головой. Потом захлопнул какую-то папку, лежащую на столе. Это означало: «Вы свободны, можете идти».

И Гульшагида вышла. А в вестибюле она чуть не столкнулась с Мансуром. Оба остановились от неожиданности. Гульшагида в упор смотрела на него, широко раскрыв глаза. А он, сразу потупясь, торопливо поклонился и повернул в хирургическое отделение, — должно быть, его пригласили туда на консультацию. Они не сказали друг другу и двух слов.

Домой Гульшагида вернулась сильно расстроенная. Некоторое душевное спокойствие, с трудом обретенное в последние дни, опять резко нарушено. Сердце заметалось в тоске и тревоге.

— Тебе письмо от Асии, — сказала Хатира, не замечая ее настроения.

— Спасибо, — ответила Гульшагида, стараясь показать радость, чтобы не обидеть добрую тетушку Хатиру.