— Очень голодный был, — заметил Каляч. — Почему не напал на нас?
— Испугался, — предположил Драбкин, радуясь неожиданной добыче. — Печенку пожарим?
— Этки, — коротко ответил Каляч, отрезая печень и отбрасывая ее в сторону. — Это отрава.
— Почему отрава? — недоверчиво спросил милиционер.
— Кто съест медвежью печенку, у того слезет кожа и волосы.
Каляч искусно разделал добычу, соскоблил жир с медвежьей шкуры и закатал ее так, чтобы можно было положить на нарту.
Медвежье мясо ели с удовольствием — прогорклый копальхен и чай уже порядком надоели. После сытного ужина разбили палатку и улеглись спать.
А назавтра с восходом солнца двинулись дальше, уходя от берега, от подтаявшего снега, под которым таились коварные промоины. И Каляч и Драбкин уже несколько раз проваливались по пояс в снежную кашицу. Была на морском льду и другая опасность. В эти весенние дни усиливалась подвижность льда, образовались новые разводья и трещины. За ночь они замерзали, покрывались тонким слоем снега. Попасть на такой лед опасно, но и угадать его трудно. И еще одна беда — южный ветер. Он мог отогнать ледовые поля от берега, отрезать дорогу на землю.
Но все эти беды миновали Драбкина.
В устье одной из многочисленных безымянных рек, впадающих в Ледовитый океан, путникам попалось мертвое стойбище. Две яранги стояли, как обычно, на галечной косе. С одной стороны — занесенное снегами и покрытое льдом озеро, с другой — торосистое море. Вместо людей из яранги выскочили две лохматые одичалые собаки и бросились на упряжку. Калячу пришлось пустить в ход остол. Из яранг, полузанесенных снегом, никто не выходил встречать гостей. Путники поняли: здесь что-то неладно. Закрепив упряжку на некотором расстоянии от стойбища, они направились к ярангам.
Широко распахнутые двери, занесенный снегом порог указывали на то, что сюда давно не входил человек. В чоттагине первой яранги в сугробе торчала обглоданная человечья кость. За обглоданными шкурами полога видны были тела мужчины, женщины и маленького, почти грудного ребенка.
Во второй яранге лежали старик со старухой. Их лица, кисти рук, ноги были повреждены собаками.
Каляч почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, и выбежал из яранги.
За ним вышел Драбкин.
— Будем хоронить людей, — сказал он каюру.
— Этого нельзя делать! — испуганно возразил Каляч. — Нельзя осквернять тела умерших. Летом они сгниют, яранги упадут — и все будет кончено!
— А до того пусть звери грызут их?
— Что мы можем сделать? — пожал плечами Каляч.
И все же Драбкин не отступал. Каляч нехотя принялся помогать ему.
Долбить мерзлую землю было невозможно. Поэтому они попросту завернули трупы в остатки шкур, завалили камнями и водрузили над этой могилой искореженный льдами и морскими волнами древесный ствол.
Собаки сидели поодаль и наблюдали за тем, что делают эти незнакомые люди. А когда нарта стала удаляться, они вдруг с жутким воем бросились к груде камней, под которой покоились их бывшие хозяева.
В конечном пункте, перед тем как пуститься в обратную дорогу, Драбкин решил отдохнуть как следует. Да и собакам не мешало поднабраться сил — ведь впереди не одна неделя трудного, изнурительного пути.
Милиционер поселился в яранге местного жителя, первым встретившего его на окраине селения приветствием на чистейшем русском языке:
— Здорово, земляк!
— Здорово! — в изумлении ответил Драбкин, силясь разглядеть в обросшем, посмуглевшем человеке черты европейца.
Это был Михаил Черненко, украинец, проделавший за свою сравнительно недолгую жизнь невероятное путешествие от Полтавщины через Одессу, Южную Америку, Соединенные Штаты и Аляску на Чукотку.
— Будьте гостем у меня, — пригласил Черненко путников.
Очукотившийся украинец жил в яранге с большим просторным пологом, в котором ровным светом горели три жирника и блестел лакированным раструбом граммофон фирмы «Голос его хозяина» с изображением кудлатой собаки. Все остальное было обычными предметами обихода удачливого морского охотника. В чоттагине стояли деревянные бочки с жиром морского зверя, на прокопченных жердях висели оленьи окорока. По обе стороны полога виднелись прочные двери с висячими замками, ведущие в кладовые.
— Впервые вижу замки на Чукотке! — не удержался Драбкин.
— Треба запирать, — отозвался Черненко, — экимыл там у меня.
— Большой запас?
— Та не очень! — отмахнулся Черненко. — Галлонов двадцать.
— Для чего вам столько? — с любопытством спросил Драбкин.
— Як для чего? — искренне удивился Черненко. — Для торгу! Пушнину за водку легче всего купить!
— Значит, вы тут торгуете? — строго спросил Драбкин.
— Якая тут торговля! — махнул рукой Черненко. — Дитям на молочишко.
К ужину Черненко принес бутылку виски. Опрокинув в рот полкружки огненного напитка, он ударился в откровенность.