Белые снега

Пошли на северо-запад, оставив по правую руку зарю и посветлевшее небо.

— В старое время, — сказал Кмоль, — многие в нашем селении уже голодали бы. Хорошо, сейчас и мука есть, и хлеб, и чай, и сахар. Да и общественный копальхен выручает.

На прошлогоднем забое моржей по решению товарищества устроили общественное хранилище моржового мяса. В основном оттуда снабжали интернат, но сейчас выдавали копальхен и тем семьям, у которых кончились свои запасы. Старались помогать тем, у кого было много детей.

Усталость давала о себе знать, но Кмоль крепился, не останавливался, шагая через торосы так, будто он только что вышел на лед. Драбкин чувствовал, как под малахаем взмокла голова, как вспотело тело, словно и не было трескучего мороза, высушившего снег так, что он звенел под ногами и тут же рассыпался мелкой пылью.

Стало совсем светло. Кмоль остановился:

— Давай покурим.

— Покурим, — обрадовался Драбкин.

Кмоль достал самодельную трубку — длинный деревянный чубук с насаженным на конец винчестерным патроном. Табаку в этой трубке помещалось всего лишь на две-три затяжки. Это была экономная трубка.

Драбкин свернул из газеты «козью ножку».

Медленно выпуская дым, Кмоль оглядывал окрестные льды. Не спуская глаз с какой-то точки, он осторожно выбил о подошву торбаза пепел, сунул трубку в матерчатый кисет и тихо сказал Драбкину:

— Умка.

Драбкин вскочил на ноги и стал смотреть в том направлении, куда указал Кмоль. Пришлось долго вглядываться в белизну снега, прежде чем удалось разглядеть желтоватое пятно, мелькающее среди торосов.

Охотники пустились за белым медведем, держась подветренной стороны. Медведь, не замечая преследователей, шел не спеша, часто останавливался, что-то вынюхивал. Кмоль с Драбкиным бежали изо всех сил, стараясь при этом оставаться незамеченными.

Зверь уже был хорошо виден. Иногда он раскрывал пасть, и морда окутывалась горячим паром дыхания.

— Надо подойти поближе, — сказал Кмоль, — чтобы уже стрелять наверняка.

Медведь наконец заметил их. Он вдруг остановился и как бы в удивлении поднял морду, стараясь одновременно и обонянием и зрением распознать, кто следует за ним.

Лучшего момента нельзя было ожидать. Раздалось сразу два выстрела, и медведь рухнул сначала на передние лапы, а затем повалился на бок.

Выждав некоторое время, охотники осторожно приблизились к убитому зверю. Кмоль, держа наготове винчестер, потрогал его носком торбаза.

Быстро разделали тушу, закатали в шкуру лучшие, самые лакомые куски, приготовили ношу и пустились в обратный путь. Утренняя заря давно превратилась в вечернюю и ярко горела в небе в той части, где находился Улак.

Шли прямо, стараясь сократить по возможности путь.

Ноша, несмотря на свою тяжесть, была приятной: свежее мясо — это источник силы, источник жизни морского охотника.

Несколько раз останавливались передохнуть. Выбирали место так, чтобы можно было полусидеть, не снимая ноши, а потом без труда подняться.

В Улак пришли уже к середине ночи.

Еще издали Драбкин увидел, как из дверей его яранги на белый снег ложится колеблющийся желтый отсвет горящего пламени — Наргинау зажгла для него огонь, чтобы показать, что ждет его.

— Пойдем в твою ярангу, — сказал Кмоль.

— Нет, в твою, — возразил Драбкин. — Ведь ты первый увидел медведя, значит, добыча твоя.

Милиционер успел хорошо изучить обычаи и правила морских охотников.

— Так теперь товарищество, — усмехнулся Кмоль, — слово председателя — закон. Потом еще — твоя пуля попала в голову. А это смертельный выстрел.

Навстречу уже шли люди, и, не дав Драбкину опомниться, Кмоль сказал:

— Семен умку добыл.

Он объяснил, где припрятаны остатки туши, и молодые парни ушли во льды, чтобы принести оставшееся медвежье мясо.

Охотники подошли к яранге Драбкина. У входа стояла Наргинау и держала в руках ковшик с холодной водой. Под пристальным взглядом собравшихся милиционер взял ковш, облил голову медведя, отпил немного и остаток воды выплеснул в сторону моря. Наблюдавшие за этим старинным обрядом одобрительно молчали и заговорили только тогда, когда добычу внесли в полог.

Взяв кусок мяса, Кмоль ушел к себе. Вскоре разошлись и остальные.

Наргинау хлопотала в пологе. Она разожгла большой огонь во всех трех жирниках, поставила над одним — чайник, над двумя остальными — котлы.

Пока она резала мясо, в чоттагине то и дело раздавались шаги: это приходили соседки. И хотя была ночь, в яранге Драбкина перебывал почти весь Улак, и каждый посетитель ушел с куском мяса. Того, что осталось, едва хватило, чтобы наполнить два котла.

Усталость сморила Драбкина, и он заснул, прикорнув рядом со спящей дочерью.

К утру его растолкала Наргинау. Милиционер с трудом открыл глаза. В пологе пахло вареным мясом.

— Иди, созывай гостей, — сказала мужу Наргинау.

— Куда это в такую рань звать гостей? — удивился Драбкин. — Все еще спят.

— Так надо, — сказала Наргинау. — Если охотник убивает белого медведя, то на рассвете, когда мясо сварится, он зовет своих близких друзей и самых уважаемых жителей селения.

— А кого мне позвать?

С помощью Наргинау Драбкин наметил, кого пригласить, и отправился по ярангам.